Хоровод воды - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Юрьевич Кузнецов cтр.№ 31

Известно, что дети не должны умирать раньше родителей. Василий Михайлович Мельников сам себе говорит: младшие братья не должны умирать раньше старших.

Когда Сашка был мальчишкой, я дрался за него во дворе. Когда я женился на Светке, он был моим свидетелем на свадьбе. Когда у меня родился Никита, Сашка подарил нам брезентовую палатку, чтобы мы всей семьей ходили в походы. Вместе с малышом.

Когда он умер, я стоял на кладбище, и снег падал в черный провал могилы. Мы так и замерли тремя группами: я с Никитой, Сашкина жена с его дочкой, Лёлька с моим сыном.

Лёлька-Лёлька, ох, как она постарела, узнал с трудом. А уж как я любил ее когда-то! А ее Сашка – худой такой, болеет, что ли? Вроде совсем на меня не похож, не узнал бы при встрече. Да я и видел его всего несколько раз – специально подходил к школе посмотреть. Толком и не разглядел – далеко было. Тогда показалось – похож на меня, сейчас уже и не знаю.

Я всегда думал – у меня есть время все исправить. Позвонить младшему сыну, помириться с младшим братом. А времени осталось – только горсть мерзлой земли на гроб вместо слов примирения, вместо сожалений.

Младшие братья не должны умирать раньше старших.

Когда он уходил в армию, я не пришел его провожать. Когда он женился на Тане, я не был на их свадьбе. Когда у него родилась Эля, я поздравил его по телефону.

Да, сейчас даже трудно представить, чтó это были за годы. Испытания, полигоны, споры до утра, самиздат, стихи, песни, диссертация, институт, Лёлька. С Никитой, со Светкой и ее родителями жили впятером в двухкомнатной квартире, всей нашей группой спорили на кухне вдесятером, бродили вдвоем с Лёлей по осеннему городу, вызванивали из телефонов-автоматов пустые квартиры друзей, целовались в Нескучном саду.

Все время заняты были, скучать не приходилось – вот и на Сашку не хватало времени. Да мне и неловко было, если честно.

Но я порадовался, когда он женился на Таньке, честное слово! Если б не командировка, обязательно был бы у них свидетелем. А когда Элька родилась – ну, можно сказать, у меня было много работы, тем более, это всегда правда, но на самом деле просто Лёлька приехала из Крыма, такая загоревшая, такая красивая… меня перемкнуло тогда на целый месяц. Ну, потом я Сашку поздравил, конечно. Подарок даже какой-то принес, не помню какой.

Вот как получилось: когда у него родилась дочь, я гулял со своей любовницей, а когда у моей любовницы родился сын, Сашка их забирал из роддома.

После этого Танька и ушла от него. С тех пор мы с ним не разговаривали.

Теперь уже и не поговорим. Разве что я к нему присоединюсь, там, после смерти. Он ведь верующим стал еще в семидесятых, мне отец говорил. Я-то глупый был, все спорил, называл религию мракобесием, науку отстаивал.

Я всю жизнь на науку потратил – и что? Разве она помогла мне поговорить с младшим братом? Разве пообещала новую встречу и вечную жизнь?

Ученые не умеют разговаривать с умершими, да и в церкви этому не учат. Отец рассказывал, когда-то маленьким он был на спиритическом сеансе. Блюдечко, круглый стол, все взялись за руки, главное – круг не размыкать… какая-то пионерская зорька. Вызывали, кажется, дух Наполеона – а зачем? Что мне скажет Наполеон, чтó я скажу ему?

Вот с Сашкой я бы поговорил.

Впрочем, куда мне говорить с мертвыми, я и с живыми не умею.

Как раз сейчас сидим мы на кухне со Светкой, Никита к нам в гости пришел. Пьем втроем чай, вроде и разговариваем – да все не о том, все о политике, о новостях. Украина, Ющенко, Янукович, Тимошенко, Путин. Свобода слова, не то что тридцать лет назад, когда я на этой самой кухне накрывал подушкой телефон. Кухня почти не изменилась, разве что микроволновку купили, да еще недавно Никита новый холодильник подарил.

Никита теперь богатый, бизнесмен – предприниматель. Я диссертацию не защитил, так надеялся, что хотя бы сын не оплошает, но, видать, не судьба. В бизнесе нет диссертаций, я знаю.

Светка говорит, постарел наш мальчик. Мешки под глазами, двойной подбородок, работает, наверное, много. Она не понимает – зачем? Вот мы с ней живем на триста долларов в месяц, и нам хватает, а Никита с Машей тоже вдвоем живут, но тратят какие-то чудовищные деньги. Понятно, молодые еще, в ресторан сходить, в отпуск съездить, машина опять же – ну все равно, пусть тысяча, ну, пусть три. А он как-то сказал: в прошлом месяце я заработал десять тысяч. Светка еще переспросила – рублей? Десять тысяч долларов, куда же деть столько денег? И, главное, не откладывают ничего, все тратят, все проедают.

Честно говоря, хотелось бы внуков. Маше скоро сорок, а детей все нет. Светка однажды спросила – не собираетесь, мол? – так Никита разозлился, закричал: Мама, когда соберемся, ты узнаешь первая, не задавай дурацких вопросов, прошу тебя!

Вот поэтому и говорим о политике, чего уж там. Про детей не спрашивай, про деньги не говори. Может, водки предложить? Под водку все-таки разговор лучше идет. А то сидим, как неродные. Как дела? Хорошо. А у вас? И у нас. Вот и весь сказ. А так накатили бы грамм по пятьдесят, может, и разговорились бы.

А то выйдет как с Сашкой – захочешь поговорить, да не с кем уже.

Никита смотрит на родителей и думает: что мы сидим как неродные? Может, рассказать им что-нибудь? Так им же неинтересно. Скажу я, например, что получил новый заказ, двадцать пять аквариумов для начала, потом больше, если дело хорошо пойдет. Ну и что? Папа скажет: Молодец, сынок! Мама подумает: Зачем тебе столько денег? Вот и весь разговор. А я горжусь тем, что я делаю! Отец не защитил диссертацию, а я сделал удачный бизнес! Это и значит: я – хороший сын и достойный наследник. Жалко только, я никак не могу объяснить это родителям.

Про работу я не могу, а про Машу – что говорить? Начнут спрашивать, не думаем ли мы насчет детей – ну, мы думали, целых два года, как заведенные. С врачами, клиниками – денег уйма, времени уйма, ноль результата. Больше Маша об этом не заговаривает – ну и слава Богу, наверное. Об этом я им, правда, тоже никогда не рассказывал – Машка просила, да и вообще – тема такая, сложная.

Выходит, все темы у нас сложные. Про дядю Сашу тоже не спросишь – как так получилось: братья – а не разговаривали тридцать лет? Про брата моего тоже лучше не спрашивать: если бы не дядя Саша, я бы вообще не знал, что у меня есть брат, папа мне о нем даже ни разу не говорил. Я маму спросил однажды, она плечами пожала, ответила: Я его никогда не видела, да и Вася тоже не видел.

Вот и получается: родителей ни о чем не спросишь, ничего не расскажешь. Надо было дядю Сашу спрашивать, да теперь поздно уже.

Вот так они сидят молча, каждый со своими вопросами, а может, и нет, может, рассказывают анекдоты, говорят о политике, смотрят Петросяна, может, даже обсуждают «дядю Сашу», царство, говорят, ему небесное, или, напротив, совсем не помнят ни о нем, ни обо мне, и нет им дела, что на другом конце Москвы я избитый лежу в мокром снегу парковки, плачу от жалости к себе, спрашиваю снова и снова… Зачем им всем столько денег? Зачем столько денег Никите? Что значит «нам хватает»? Сколько денег хватает для жизни мне? Сколько бы хватало, если бы я не пил? Похож ли Никита на своего отца? Похож ли на своего отца я? Кто, в конце концов, мой отец – Василий Михайлович или дядя Саша? Что, в конце концов, случилось с ними тридцать с лишним лет назад?