От его слов по спине Эммы прокатилась дрожь предвкушения. Она вздернула подбородок и окинула его повелительным взглядом.
— Ты слишком долго медлишь. Знаешь ведь, что завтра я выхожу замуж.
— Слышал. За старого высохшего козла. — Джейми перешел на ее сторону, протянул к ней руку и намотал на свой палец несколько выбившихся завитков, как будто больше не мог сопротивляться искушению прикоснуться к ней. — Ну что ж, это уважительная причина, чтобы захотеть провести ночь в постели с настоящим мужчиной.
— Ты предлагаешь свои услуги?
— Да. Но боюсь, я всего лишь бедный горец без гроша в кармане. Я не могу подарить тебе драгоценные камни, меха или золото.
— А что ты можешь мне подарить?
— Это, — прошептал Джейми и прильнул к ее губам в долгом и страстном поцелуе. — И это.
Он обнял ее и крепко прижал к себе, его восставшая плоть уперлась в мягкий живот Эммы, давая ей понять всю силу его желания.
Эмма обняла его за шею, тая от его поцелуев, тая в его объятиях. Он мог сколько угодно твердить, что не хочет идти по пути своих родителей и повторять их ошибки, но при этом он рисковал всем, включая собственную жизнь, придя сюда. И пусть это могло нарушить задуманную схему и дорого обойтись им обоим, у Эммы не хватало смелости, да и не было желания, отправить его назад.
Не прерывая нежного поцелуя, Джейми подхватил ее на руки и понес в кровать, стараясь не затронуть больное плечо. Когда он положил ее на кровать, накрыв своим телом, ее кудрявые волосы, словно река меди, рассыпались по шелковому покрывалу.
Никогда еще Эмма не чувствовала себя так замечательно, не ощущала себя настолько в роли невесты, как в это мгновение. Она понимала, что должна была чувствовать мать Джейми, когда впервые встретилась с его отцом в том укромном месте в лесу; понимала, что подвигло их бежать, оставив все, что им было дорого, чтобы любить друг друга. И сейчас плод этой необыкновенной, сумасшедшей любви смотрел на нее в свете от камина, его глаза потемнели от желания, такого отчаянного, что он был готов рисковать собственной жизнью, чтобы утолить его.
Эмма запустила пальцы в густую шевелюру Джейми и потянула его к себе, прижавшись к его восхитительным губам. Она приглашала Джейми удовлетворить это желание, удовлетворить ее.
Джейми не стал тратить время. Под действиями его умных пальцев ночная рубашка словно растворилась в воздухе, Эмма осталась обнаженной. Он сжалился над ее неуклюжими попытками раздеть его и в промежутках, между дразнящими ласками и глубокими, сводящими с ума поцелуями ловко разделся сам. И вскоре их тела, так же пылко, как и губы, устремились навстречу тому мгновению, когда они могли стать единым целым.
Но когда Эмма решила, что этот момент настал, Джейми скользнул вниз, ниже, ниже. Его крупные руки мягко развели бедра Эммы, открыв его голодному взгляду самое сокровенное. Внезапно Эмму охватило чувство стыда, она попыталась освободиться от его рук. Но Джейми не позволил и мягко, но решительно удержал ее на месте.
Он наклонил голову и кончиком языка коснулся самой трепетной части ее тела, совсем как там, в разрушенной церкви, прикасался к ее соскам.
Эмма ощутила неописуемое блаженство, удовольствие за гранью мечты или воображения. Она уцепилась руками за простыни, сжав кулаки, отчаянно пытаясь найти твердую опору в этом мире, который сумасшедшим образом крутился вокруг своей оси. Его ласки становились все настойчивее, и Эмма, извиваясь всем телом, бесконечно повторяла его имя.
Джейми знал, что сейчас она вскрикнет, достигнув высшей точки блаженства. Он потянулся вверх и осторожно прикрыл рукой ей рот, заглушая ее восторженный крик. Потом он снова прильнул к ее губам, задушив возгласы пьянящего удовольствия, и, на мгновение приподнявшись, одним стремительным движением вошел в нее, чем вызвал у Эммы восторженный вздох.
Похоже, он решил доказать, что ни один другой молодой и сильный любовник не сможет бороться за ее сердце с таким же мастерством или выносливостью. Он как будто решил за одну ночь устроить ей любовь длиною в жизнь, как будто его тело было создано для одной, и только для одной цели — доставлять ей удовольствие.
Он накрывал ее своим телом, подкрадывался сзади, как вор в ночи, потом спустя долгое время оказался снизу, а она сидела на нем верхом. Его мощные бедра установили мощный ритм движения, более неотразимый и гипнотизирующий, чем волна прилива, накатывающая на берег. И вот когда этот прилив уже был готов утащить ее в море непередаваемого блаженства, Джейми опять перевернулся, увлекая ее за собой.
Эмма лишь беспомощно уцепилась за его плечи, пока он овладевал ею вновь и вновь. Теперь Эмма знала, что независимо от того, как далеко и как долго она будет путешествовать в этом волшебном мире, она всегда будет принадлежать Джейми. К этому мгновению она уже так тонко чувствовала его прикосновения, что ему было достаточно легчайшего прикосновения кончиков пальцев, чтобы новая волна блаженства накрыла ее с головой.
Крепкое тело Джейми задрожало. Эмма ждала, что он остановится и извлечет свою плоть, но он устремился еще глубже, застонав сквозь сжатые зубы. Она почувствовала, как в нее хлынул теплый поток, и в приступе восторга прогнулась ему навстречу. Потайные мышцы в ее теле то сжимались, то разжимались, словно решили выжать из великолепного тела Джейми все до последней капли.
Когда все ее тело конвульсивно содрогнулось, балансируя на грани экстаза, Эмма упала на матрас в таком глубоком блаженном бессилии, что даже не знала, найдет ли когда-нибудь силы пошевелиться.
— О, Джейми, — прошептала она, не открывая глаз. — Я знала, что ты вернешься ко мне.
— Ш-ш-ш, — пробормотал он, настолько нежно, но по-собственнически касаясь губами ее губ, что Эмме захотелось зарыдать. — Спи, ангел. Спи.
Когда она вновь открыла глаза, Джейми исчез.
Понимая, что, должно быть, задремала, Эмма приподнялась на локтях, убрала волосы с глаз. В комнате не было ни единого признака, что Джейми был здесь. Если бы не мускусный запах, оставшийся на простынях, и ощущение легкого дискомфорта между ног, она бы задумалась, не приснилось ли ей все это.
Эмма снова упала на кровать, убрала упавший на глаза завиток и стала рассматривать потолочные медальоны. Очевидно, Джейми Синклер еще не понял, что его дни похитителя и налетчика сочтены. Он больше не может проскальзывать в спальню женщины, чтобы завладеть ее телом и похитить ее сердце, не заплатив за это действительно дорогую цену.
Эмма повернула лицо к окну и смотрела в ночь на север, пока луна не скрылась за горой, и ее вечер накануне свадьбы не превратился в день ее свадьбы.
На следующее утро Эмма сидела в своей спальне перед туалетным столиком, изучая в овальном зеркале безмятежное отражение, когда раздался стук в дверь. Она уже отпустила из комнаты стайку щебетавших служанок, понимая, что ей необходимо побыть несколько минут одной, чтобы успокоиться перед свадьбой.
— Войдите, — откликнулась Эмма, полагая, что это пришел лакей, которого послали сообщить ей, что в гостиной ждет отец, чтобы проводить ее в церковь.