— Сплошь и рядом, — сказал Чарли.
Вечером Джейн и Чарли отправили сиделку домой, а сами поделили ночь на дежурства — по четыре часа у постели Лоис. Чарли давал матери лекарства, отирал ей рот, кормил тем, что она способна была принять, — теперь уже главным образом глоток воды или яблочного сока — и слушал ее жалобы: она растеряла и привлекательность, и вещи, до рождения Чарли была красоткой, любую вечеринку собой украшала, ей поклонялись — такое нравилось ей больше, нежели работа матери и жены, а также все прочие личины, которые она носила всю жизнь. Порой Лоис обращала внимание и на сына…
— Я тебя маленьким любила. Брала тебя в кафе на Северном пляже, и все над тобой просто курлыкали. Ты был такой милый. Красивый. Мы оба красивыми были.
— Я знаю!
— Помнишь, как мы выкинули все хлопья из коробок, чтобы ты подарок вытащил? Кажется, маленькая такая подводная лодка? Помнишь?
— Помню, мам.
— Тогда мы дружили.
— Дружили.
После этого Чарли брал ее за руку, и она вволю вспоминала те времена, когда им якобы здорово было вместе. Однако уже давно не подправить факты, не поменять впечатления.
Когда она выдохлась и уснула, он устроился в кресле у ее изголовья и стал читать с фонариком.
Посреди ночи, в руках детектив — и тут дверь открылась и в комнату на цыпочках вступил щуплый человечек лет пятидесяти, остановился у двери и стал озираться. На нем были кеды, черные джинсы и черная футболка с длинным рукавом. Если бы не огромные очки в металлической оправе, торчавшие из прорезей в черной шапочке, ему бы в руки гранату и десантный нож — и вылитый коммандос.
— Вы только потише, — сказал Чарли.
— Она спит.
Человечек подскочил фута на два и пригнулся, едва приземлившись. Засопел он шумно, и Чарли испугался, что визитер окочурится, если тотчас не выдохнет.
— Все в порядке. Он в верхнем ящике вон того трюмо — ожерелье с кабачковыми цветами. Забирайте.
Человечек шмыгнул за приоткрытую дверь, потом выглянул.
— Вы меня видите?
— Да. — Чарли отложил книгу, встал с кресла и подошел к трюмо.
— Ой, это очень плохо. Это очень, очень плохо.
— Не настолько, — сказал Чарли.
Человечек неистово замотал головой:
— Нет, очень плохо. Отвернитесь. Посмотрите вон туда. Меня тут нет. Меня тут нет. Вы не видите меня.
— Вот оно, — сказал Чарли.
Он вытащил серебряное ожерелье из бархатной шкатулки и протянул гостю.
— Что?
— То, что вы ищете.
— Откуда вы знаете?
— Потому что я занимаюсь тем же. Я Торговец Смертью.
— Кто?
Тут Чарли вспомнил, что Мятник Свеж ему говорил: это он придумал такое обозначение, поэтому про него знают, возможно, лишь Торговцы Смертью в Сан-Франциско.
— Я собираю сосуды души.
— Нет, неправда. Вам не видно. Вам не видно. Спать. Спать. — Человечек взмахивал руками, будто задергивал перед собою полог Майи — или сметал паутину.
— Вы же не дроидов ищете, — ухмыльнулся Чарли.
— Кого?
— Вы не джедай, бестолочь. Вот, забирайте ожерелье.
— Не понимаю.
— Пойдемте со мной, — сказал Чарли.
— Все равно моей сестре пора с ней сидеть. — Он вывел человечка из материной комнаты в гостиную.
Они остановились у окна: солнце уже всходило и отбрасывало тени сломанных зубов от красных скал вокруг.
— Как вас зовут?
— Берн. Берн Гловер.
— Меня Чарли. Приятно познакомиться. Сколько ей осталось, Берн?
— В каком смысле?
— По вашему календарю? Сколько дней оставалось?
— А вы откуда про это знаете?
— Я же вам сказал. Я занимаюсь тем же, что и вы. Я вас вижу. Я вижу, как это ожерелье светится красным. Я знаю, кто вы.
— Но этого не может быть. В «Великой большой книге» сказано, что, если мы с вами поговорим, восстанут Силы Тьмы.
— Видите порез у меня над ухом, Верн?
Тот кивнул.
— Силы Тьмы. Ну их на хер. На хер Силы Тьмы, Верн. Сколько осталось моей матери?
— Это ваша мать? Простите, Чарли. У нее еще два дня.
— Ладно, — кивнул Чарли.
— Тогда можно сходить за пончиком.
— Простите?
— За пончиком! Пончиком! Любите пончики, нет?
— Да, но зачем?
— Потому что от этого зависит дальнейшее существование рода человеческого в нам известном виде.
— Правда? — Глаза Верна распахнулись.
— Нет, не вполне. Я просто хочу вашей смерти — Чарли обхватил Верна рукой за плечи.
— Но все равно пойдемте. Я только разбужу сестру.
С мобильного Чарли позвонил домой узнать, как там Софи. Убедившись, что с ней все в порядке, он вернулся в кабинку «Лопай-Пончика», где его дожидались Верн и сладкий хворост. Верн уже снял свой спецназовский чулок — под ним оказалась копна седых волос. Очки, похожие на летные, придавали ему вид сбрендившего ученого, но загорелого и жилистого.
— Так она классная была?
— Верн, вы не поверите. Говорю вам: тело богини. И все в таких тоненьких перышках, мягких, как пух. — Чарли нутром чуял другого бета-самца так же, как узнавал коллегу по торговле смертью, поэтому чуть на голову не становился, рассказывая о своем приключении с сексуальной сточной гарпией: он знал, что аудитория у него благодарная.
— Но она все равно собиралась проткнуть вам когтем мозг, да?
— Да, это она обещала, но знаете — мне кажется, между нами все равно пробежала какая-то искра.
— А это не потому, что у нее в когтях был ваш крантик? От такого, знаете, у многих мозги туманятся.
— Ну да, и это тоже, но все равно волей-неволей подумаешь: из всех Торговцев Смертью на планете она предпочла одарить летальной дрочкой меня. Она, кажется, на мне залипла.
— Ну, вы же из Города Двух Мостов, — произнес Берн, смахивая с уголка рта крошку кленовой глазури.
— Там это все и должно произойти.
— Где что все должно произойти? — Чарли очень нравилось изображать старшего по званию Торговца Смертью, делиться мудростью с Верном, которого завербовали изымать сосуды всего полгода назад. А теперь он не понял.
— В «Великой большой книге Смерти» — там же написано четко: нам нельзя разговаривать о том, чем мы занимаемся, или пытаться друг друга искать, не то Силы Тьмы восстанут в Городе Двух Мостов, и начнется ужасная битва, и Преисподняя подымется наверх и захватит всю землю, которую мы потеряем. У вас же в Сан-Франциско два моста?