Все захихикали. Своим кукольным театром Маха развлекала Орка и сестер Морриган все утро: например, клала импланты на полку и водила над ними головой:
— Конечно, они настоящие — он же за них по-настоящему заплатил, разве нет?
Головы у них от радости кружились с тех пор, как из могилы резиновой куклы были извлечены сосуды. Эта победа затмевала даже неудачное покушение Бабд на Торговца Смертью. Но свет в имплантах убывал, и настроение у Морриган портилось. Немайн запустила бесполезной сиськой в подволок, имплант взорвался и окатил всю каюту прозрачной мерзостью.
— Церберу под хвост, — рыкнула она.
— Захватим Сверху — и я сожру его печенку у него же на глазах.
— Да что это у тебя с печенкой? — сказала Бабд.
— Я терпеть не могу печенку.
— Терпение, принцессы, — рявкнул Орк, взвешивая в когтистой лапе оставшийся имплант.
— Мы шли сюда тысячу лет — ради этой битвы. Еще несколько лет, дабы укрепить наши силы, — и победа будет слаще.
— Он отобрал голову у Махи и раскусил, будто хрумкую спелую сливу.
— Но дрочить его было не обязательно, — прибавил он, забрызгав Бабд кусочками серого вещества.
— Я забронировала нам рейс на Финикс в два, — сказала Джейн.
— Там пересаживаемся на местную авиалинию, и к ужину мы в Седоне.
Чарли только вышел из душа, и на нем были одни чистые джинсы. Бежевым полотенцем он вытирал голову, и на махровой ткани оставались красные полосы от кровоточащего черепа. Чарли сел на кровать.
— Стоп, стоп, стоп. Сколько она уже знает?
— Диагноз полгода назад поставили. От толстой кишки уже перекинулось на другие органы.
— И она сообщает нам только теперь.
— Ничего она не сообщала. Позвонил мужик по имени Бадди. Очевидно, они живут вместе. Сказал, что ей не хотелось нас волновать. И расплакался прямо в телефон.
— Мама живет с мужиком? — Чарли пялился на красные полосы, расписавшие полотенце.
Он всю ночь не спал — пытался объяснить инспектору Ривере, что произошло в переулке, стараясь ничего при этом не объяснить.
У него шла кровь, он избит, вымотан, а мать его умирает.
— Это невозможно. Она устроила скандал, когда Рэчел переехала ко мне, а мы еще не поженились.
— Отлично, вечером можешь наорать на нее за то, что она такая лицемерка.
— Джейн, я не могу поехать. У меня лавка. И Софи — она еще слишком маленькая.
— Я позвонила Рэю и Лили, лавка у нас прикрыта. До утра за Софи присмотрит Кассандра, а дамы из коммунистического блока посидят с ней, когда Кэсси будет на работе.
— Кэсси с тобой не едет?
— Чарли, мама до сих пор считает меня своим сорванцом.
— А, ну да, извини. — Чарли вздохнул.
Он ностальгировал по тем временам, когда паршивой овцой в семье была Джейн, а нормальным — он.
— Попробуешь с ней помириться?
— Не знаю. Вообще-то нет у меня плана. Я даже не знаю, в сознании она или нет. Я, с тех пор как услышала, на автопилоте. Ждала тебя, чтобы расклеиться.
Чарли встал, подошел к сестре и обхватил ее руками.
— У тебя здорово получилось. Я вернулся, теперь я всем займусь. Что тебе нужно?
Она тоже его обняла, затем со слезами на глазах оттолкнула.
— Мне нужно съездить домой и собраться. Вернусь за тобой к двенадцати на такси.
— Я буду готов. — Чарли покачал головой.
— Поверить не могу, что мама живет с мужиком.
— С мужиком по имени Бадди, — уточнила Джейн.
— Шлюха, — сказал Чарли.
Джейн рассмеялась — Чарли в тот миг только этого было и надо.
Когда Чарли и Джейн приехали в Седону, Лоис Ашер спала. В дом их впустил пузатый и очень загорелый мужик в бермудах и рубашке сафари — Бадди. Они втроем уселись в кухне за стол, и он признался им в любви к их матери, поведал о своей жизни — до пенсии работал авиамехаником в Иллинойсе, — затем принялся излагать, что они делали, когда Лоис поставили диагноз. Три курса химиотерапии, после чего, ослабев и потеряв волосы, Лоис сдалась. Чарли и Джейн переглянулись — обоим было стыдно, что их не оказалось рядом, когда требовалась помощь.
— Она не хотела вас беспокоить, — сказал Бадди.
— Вела себя так, будто может умирать в свободное время, как бы между визитами в парикмахерскую.
Чарли внутренне встрепенулся. О таком он и сам думал несколько раз — когда изымал сосуды и видел людей, что упорно отрицали все, что с ними творилось, и по-прежнему покупали календари на пять лет.
— Женщины — ну что с ними поделаешь? — И Бадди подмигнул Джейн.
На Чарли вдруг накатила огромная волна нежности к этому загорелому лысому дядьке, материному сожителю.
— Спасибо вам, что были с ней, Бадди.
— Ага — кивнула Джейн.
Казалось, она по-прежнему несколько ошеломлена.
— Ну, я тут всю дорогу и еще чуть дальше, если буду нужен.
— Спасибо, — ответил Чарли.
— Вы будете. — Так и выйдет, поскольку Чарли сразу же стало очевидно: сам Бадди протянет ровно столько, сколько будет нужен.
— Бадди, — раздался из-за спины Чарли мягкий женский голос.
Чарли повернулся — там стояла крупная женщина лет тридцати, в больничной робе, еще одна работница хосписа, еще одна поразительная труженица, — таких женщин Чарли видел в домах умирающих.
Женщины эти помогали переправить страдальцев на тот свет со всеми мыслимыми удобствами, достоинством и даже радостью. Благосклонные валькирии, повитухи последней вспышки, — и, видя, как они работают, Чарли убеждался: они этой работой не брезгуют, не черствеют от нее, а тянутся душою к каждому пациенту, к каждой семье. Они есть. Он видел, как они скорбят с сотнями разных семейств, по ним катком проезжают такие чувства, которые большинство переживает всего несколько раз в жизни. За много лет подобных наблюдений Чарли все больше проникался почтением к своей работе Торговца Смертью. Может, он сам ею проклят, но в конечном итоге дело не в нем — дело в службе, в ее трансцендентности. Его научили этому люди из хосписов.
На бирке значилось ее имя — АНГЕЛИКА. Чарли улыбнулся.
— Бадди, — сказала женщина.
— Она проснулась и спрашивает тебя.
Чарли встал.
— Ангелика, меня зовут Чарли. Сын Лоис. Это моя сестра Джейн.
— Ой, она все время о вас говорит.
— Правда? — Джейн даже удивилась.
— О да. Рассказывает, что вы были большим сорванцом, — ответила Ангелика.