Меч и корона - читать онлайн книгу. Автор: Анна О’Брайен cтр.№ 75

Я сама слышала, какой горечью пронизаны мои слова.

— Да, так и было.

Он положил мою руку на свой согнутый локоть, встал и подвел меня к огороженному балюстрадой краю, откуда можно было видеть весь дворец с его садами: позолоченный солнцем камень стен, нежную зелень и буйство не виданных мною раньше цветов. Мы оба молчали: Раймунд как бы предоставлял мне право заговорить, когда я сама того захочу. Если захочу. И я заговорила, привлеченная тем, что рядом человек, которому я не безразлична.

— Я давно уже не беззаботна и не простодушна. — Раймунд смотрел на меня спокойно, с интересом, и это подбодрило меня. — А последние месяцы… последние годы… это просто невозможно! Они заставили меня осознать, что…

Мне не хватало слов, чтобы высказаться до конца.

— Ты не чувствуешь себя довольной.

— Не чувствую.

— Даже при том, что ты королева Франции и у тебя растет дочь?

— Даже.

— Ты поделишься со мной?

— Как же я могу быть довольна, когда…

Я сжала губы и покачала головой.

— Я охотно выслушаю все, что ты захочешь мне сказать.

В его улыбке и глазах светилось глубокое сочувствие. Трудно было не поддаться искушению. Но я не хотела поддаваться. Рассказывать будет нелегко, да и слишком много было такого, о чем я все равно не осмелюсь поведать.

— Простите, Раймунд, у меня просто дурное настроение. Не стоит обращать на это внимание.

Я спрятала подальше свою печаль и обратилась мыслями к будущему. Это ведь огромное удовольствие, когда рядом умный мужчина, который готов слушать меня, беседовать со мной.

— Такой восхитительный город… Вы действительно опасаетесь, что его могут захватить?

— Да, опасаюсь. — Между бровей Раймунда залегла глубокая складка, когда я перешла от дел сугубо личных к политическим, но ответил он без возражений и каких-либо замечаний. — Турки стали нападать слишком часто и рьяно.

— А разве их предводитель не погиб?

— Зенги? Совершенно верно. Но передышки это нам не даст. Сын его, Нур-эд-Дин, достойный преемник отца. И теперь в их руках Эдесса. — Он махнул рукой в даль, в сторону не видимого отсюда города. — Для нас это была невосполнимая потеря, теперь мы открыты для нападения. А что потом? Что удержит их от победного продвижения до самого Иерусалима?

— И вы надеетесь, что Людовик поведет против них наступление, отобьет Эдессу?

— В этом вся моя надежда. Если цель его состоит в том, чтобы защитить священный город, то единственно разумный путь — отвоевать Эдессу. Это ключ к Иерусалиму. Возьмите Эдессу — и снова смогут вздохнуть спокойно Иерусалим и Антиохия.

Раймунд подвел меня к другой скамье из покрытого искусной резьбой камня (ах, как отлично устроен у него сад!) и усадил.

— Но сможем ли мы убедить в этом твоего супруга? Как ты сама думаешь, Элеонора? Ты же знаешь его лучше всех. — Он смотрел на меня с высоты своего роста, и мне пришлось поднять голову, сощурившись от солнца. — Можно ли убедить его употребить свои силы во имя Христово против нечестивых и отразить их от моего порога?

Я подняла руку, закрываясь от солнца, и в этот миг решила говорить начистоту. Что пользы возбуждать у Раймунда надежды, если Людовик непостоянен и на удивление непредсказуем?

— Он может поступить и так. Если вы убедите его не останавливаться у каждой часовни, какая только встретится на пути. Людовик помешан на спасении своей души, а оно отнимает невероятно много времени. — Я решила быть откровенной до конца. — Но отклониться от пути в Иерусалим? Людовик может просто не понять, что это к его же собственной выгоде. — Я нахмурилась. — Все будет зависеть еще и оттого, что скажет Галеран.

— А разве Людовик не прислушивается к твоему мнению?

— Нет. Он запрещает мне участвовать в советах, дабы не соблазниться послушать, что я скажу! Галеран охраняет от посторонних и вход в шатер своего хозяина, и сами его мысли.

Я ужаснулась тому, с какой горячностью произнесла все это, но здесь, в этом раю, рядом с человеком, который не станет меня ни судить, ни осуждать, я не боялась говорить правду.

— Значит, нам придется позаботиться о том, чтобы разъединить Людовика и его сторожевого пса, так? Несомненно, вдвоем мы сумеем соблазнить его грядущей славой великих завоеваний.

Будто услышав, что мы говорим о нем, Людовик вынырнул из здания неподалеку и зашагал через сады, не замечая их великолепия, потом скрылся в дверях другого здания. Раймунд, печально улыбаясь, опустился на каменную скамью подле меня.

— Вижу, Его величество не последовал моему предложению облачиться в более приличествующий его положению наряд.

Я засмеялась. Меня не могло удивить, что Людовик отверг одеяния из расшитых шелков и тонкого камчатного полотна, так роскошно сидевшие на Раймунде. Король так и остался в рубище паломника, в каком прибыл сюда.

— Это рубище дал ему Бернар Клервоский, — объяснила я Раймунду. — Следовательно, для него оно священно.

— Да ведь оно не слишком чистое! За короткое время после вашего прибытия мои слуги могли только слегка очистить одежду от грязи, накопившейся за долгое ваше странствие. Неужто грязь и вши служат знаком святости?

— Что значат вши для человека, который постоянно носит власяницу?

И я снова рассмеялась без усилия, повеселев от поднятых в недоумении бровей Раймунда. Пока не почувствовала на себе его пристальный взгляд. Тогда я вдруг смутилась и отвела глаза, притворяясь, что мое внимание привлек пестрый зяблик, один из многих порхавших среди кустов. А от того, что сказал Раймунд дальше, у меня просто перехватило дыхание:

— Как ты можешь жить с подобным человеком, Элеонора?

Он ласково взял меня за руку: должно быть, увидел на моем лице отчаяние, которое я старалась скрыть изо всех сил. Я ощутила теплоту его руки, теплоту и силу его нежности. И почувствовала, что должна отдернуть свою руку.

— Не желаю, чтобы меня жалели.

— А я и не жалею. Только восхищаюсь. Так ответь мне, Элеонора.

Я проглотила комок, неожиданно подступивший к горлу.

— Как я живу с ним? — Я вздохнула, не в силах уйти от ответа. — Видит Бог, мне и самой это непонятно.

— Он не тот человек, который годится в мужья тебе.

— Не думаю, что Людовик Толстый, устраивая наш брак, задумывался над тем, подходим мы друг другу или нет. А решение отца отдать меня под его опеку не оставило мне выбора. Да и у какой девушки есть выбор?

— А Людовик Толстый позарился на твои земли.

— Само собой. Такова участь всех богатых наследниц. И мне не на что жаловаться, правда?

— Он хоть доставляет тебе радости?

— Нет. Но радости — еще не все в жизни.