Настя, мысленно упоминая фамилию Кабалкиной, все не могла
понять, почему ей делается смешно, почему она не может всерьез отнестись к
мысли о том, что эта женщина, мать двоих маленьких детей, может оказаться
преступницей. И вдруг до нее дошло: ну конечно, университет, курс гражданского
права, толстый сборник «Гражданское законодательство», составитель – Кабалкин.
Эта книга была для нее самым страшным воспоминанием о всех пяти годах обучения.
И хотя преподаватель, который вел у них в группе семинары по гражданскому
праву, постоянно повторял: «Вам не нужно знать наизусть все, что здесь написано,
вы должны только точно представлять себе, в каком разделе искать ответ на любой
вопрос», все равно полторы тысячи страниц текста, набранного петитом, внушали
ей священный трепет, граничащий с ужасом. Это невозможно не то что выучить, это
не под силу даже просто прочитать один раз. На это уйдет целая жизнь. Само
слово «Кабалкин» было среди Настиных сокурсников символом чего-то невозможного,
без чего и обойтись нельзя (а как же, на семинаре-то спрашивают, и контрольную
без него не напишешь, и к экзамену не подготовишься), и к чему даже не
прикоснешься без содрогания.
Да, не смешно… То есть вспомнить-то смешно, а вот Любовь
Григорьевна Кабалкина может оказаться самой настоящей преступницей, жестокой,
предусмотрительной и изощренной. Такую нахрапом не возьмешь, здесь нужна
тщательная подготовка. Ну что же Зарубин-то не звонит?! Паршивец. Как ничего не
получается, так по два раза в день «Настя Пална» да «Настя Пална», а как свет
забрезжил, так все сам. Самостоятельный. И Колька Селуянов тоже хорош, мог бы
хоть пару слов сказать, что там у него вырисовывается с этой Кабалкиной, помог
ли ему Зарубин.
Нет, одернула себя Настя, все неправильно. Какое право она
имеет сердиться на ребят? Они работают, а она дурака валяет, отдыхает на
природе, с камином и мягким диванчиком. Ей даже продукты на дом приносят, и
медсестра домой приходит массаж делать и процедуры. Барыней заделалась, вот от
скуки и лезут в голову злые мысли. Если у Коли или Сережки появится полтора
десятка свободных минут, так пусть лучше поедят или просто посидят в тишине,
мозги в порядок приведут. А уж к Зарубину она и вовсе несправедлива, какой там
свет у него мог сегодня забрезжить? От того, что Кабалкина оказалась причастной
к убийству Аничковой, ему ни жарко ни холодно, на дело актрисы Халиповой это никаким
боком не влияет.
Ладно, нечего сиднем сидеть, пойдем-ка поупражняемся.
Начиная с воскресенья Настя взяла за правило хотя бы два раза в день
подниматься на второй этаж, постепенно сокращая интервалы между подъемом и
спуском. Ноге это мероприятие не нравилось категорически, и если ходить по
ровной поверхности она еще кое-как соглашалась, то вставать на ступеньку и
поднимать на себе все Настины килограммы ей было откровенно не в радость. Но
она, нога то есть, все-таки поддавалась разумному убеждению и с каждым разом
капризничала все меньше и тише. А может, просто поняла, что все бесполезно и ее
все равно будут таскать вверх-вниз в качестве опорной ноги. Настя не стала себя
обманывать, ставя на каждую ступеньку сначала здоровую правую ногу, а потом
подтягивая левую, она пыталась ходить, как нормальный человек, шаг правой – шаг
левой. Получалось медленно и очень больно. Но ведь получалось же!
Сунув в один карман теплой вязаной кофты мобильник, в другой
– трубку от стационарного телефона, она начала восхождение на свою Фудзияму.
Если ей кто-нибудь позвонит, пока она находится на лестнице, то ответа в
ближайшее время не дождется, если не взять с собой обе трубки. Ух, какая она
стала предусмотрительная!
Ну вот и последняя ступенька на пути вверх, теперь можно
отдышаться и посидеть в одной из комнат. В воскресенье Настя сидела в детской –
самой ближней к лестнице. Сегодня она решила увеличить нагрузку и, несмотря на
обжигающую боль, протащить себя до дальней комнаты, которая была чем-то вроде
гостевой спальни пополам с кабинетом. Там стоял рабочий стол с компьютером,
были полки для книг и кассет, телевизор и большой диван, раскладывающийся в
двухспальное ложе. Десять минут на отдых – невероятный прогресс по сравнению с получасом
в воскресенье – и в обратный путь. Мимо хозяйской спальни, мимо хозяйского
санузла (гостевой, которым пользовалась Настя, находится на первом этаже), мимо
детской – и к ненавистной лестнице. Нет, нельзя так думать, это неправильно.
Лестница чудесная, прекрасная, просто отличная лестница, самая лучшая на свете.
Чем труднее по ней ходить, тем больше нагрузка на ноги, следовательно, тем
эффективнее упражнение, тем ближе выздоровление. Будь благодарен всему, что
тебя окружает. Даже если это всего лишь крутая узкая винтовая лестница, на
которой ничего не стоит шею свернуть. Спасибо тебе, лестница, за то, что ты
такая, я тебя люблю. Спасибо теплотрассе за то, что на ней случилась авария,
потому что благодаря ей я теперь знаю, как это здорово – сидеть перед горящим
камином и смотреть на огонь. Спасибо тебе, нога, за то, что ты сломалась, иначе
мне в голову могли бы никогда не прийти те мысли, которые пришли. Я учусь быть
благодарной всему, что со мной происходит и меня окружает…
Уф-ф! Все. Первый этаж. Настя взмокла от усилий и боли, ей
стало душно. Она дошла до окна, распахнула его, несколько раз глубоко втянула в
себя сырой холодный воздух. Ей сразу стало легче, сердце забилось ровнее.
Спасибо тебе, осень, за то, что ты осень и у тебя такой холодный влажный
воздух, а не сплошная летняя пыльная духота. Будь благодарной всему…
Телефон. В первый момент Настя даже не сообразила, в каком
кармане звенит, засуетилась, попеременно вытаскивая то мобильник, то
радиотрубку и бестолково нажимая кнопки.
– Это я, Настя Пална, – послышался усталый голос
Сережи Зарубина. – Ты еще не спишь? Извини, что поздно.
– Ничего, нормально. – Она отошла от окна и
присела в кресло. – Рассказывай.
– Да нечего особенно рассказывать, багаевских ребят
трясем. Их, как ты понимаешь, много, нас – мало, так что все в рабочем режиме.
Пока ничего не вытрясли.
– Селуянов тебе звонил?
– Звонил.
– А ты что?
– Ну а что я? Я маленький добрый мальчик, отдал ему
все, что у меня было по Кабалкиной. Мне не жалко, пусть пользуется, мне эта
многодетная мать больше не нужна. У меня теперь совесть спокойна.
– В каком смысле?
– Ну, я же все смотрел, как она дергается, нервничает,
и думал, что она Волкову покрывает, поэтому врет мне. Ни одному ее слову не
верил. А теперь понятно, отчего она такая психованная. Стало быть, ее
показаниям насчет Волковой вполне можно доверять.
– Все-таки занятно получится, если она окажется
связанной с убийством Аничковой. Редчайшее совпадение. Ну что ты такой кислый,
Сережа? Порадовался бы за товарища.
– Я не кислый, – вздохнул в трубку Зарубин. –
Я горем убитый.
– Что-то случилось? – заботливо спросила Настя.
– Ага. С Гулей поссорился. Теперь она отказывается
выходить за меня замуж. Вот ведь козел же я! Еще год назад твердо решил сделать
ей предложение и почти сделал, довел бы тогда дело до конца – сейчас были бы
женаты, и никуда бы Гулька от меня не делась.