Закон трех отрицаний - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 49

– Ты собираешься просить у меня денег?

– Да. Ты ведь можешь, я знаю… Пожалуйста.

– К сожалению, я не могу тебе помочь. Это слишком большая сумма.

– Я верну, честное слово! Я же прошу только в долг.

– Да? И с чего ты будешь отдавать, интересно? Продашь квартиру, мебель, одежду, машину? Или у тебя есть еще какое-то имущество? Так продай все это уже сейчас, отдай деньги и спи спокойно.

– Послушай… Нам нужно встретиться.

– Я не могу. У меня очень много дел.

– Но нам нужно поговорить! Нам срочно нужно встретиться и обо всем поговорить!

– Нам не о чем говорить. Всего доброго.

Вот так. Последняя соломинка с оглушительным хрустом сломалась прямо в руках. Ну уж нет, не на такого напали! Никто не может безнаказанно заявлять ему, Владимиру Харченко, что «нам не о чем говорить». Этот номер не пройдет. Его подставили, и тот, кто это сделал, заплатит за все.

* * *

В доме снова стало тепло, и Настя с удивлением поймала себя на мысли: жаль, что не нужно больше топить камин. Собственно, топить его можно было сколько угодно, но не было необходимости, да и дров Паша наколол ей ровно столько, чтобы хватило до устранения аварии на теплотрассе. Ей нравилось смотреть на открытый огонь, сидя на диване и повторяя шепотом или про себя:

– Слава Афанасьев, прости меня, и я тебя прощаю и отпускаю. Ты меня прости, и я тебя прощаю и отпускаю. Прости, прощаю, отпускаю, прости, прощаю, отпускаю…

Было в этих словах что-то завораживающее, магическое. Первое время на душе было муторно и как-то грязно, но постепенно муть и грязь куда-то расползлись, и с каждой минутой, с каждой фразой становилось легче и радостнее. В какой-то момент ей привиделось, что начальник стоит рядом, внимательно слушает ее, потом улыбается, ласково так, мягко улыбается и уходит. Нет, не уходит, а как-то отодвигается от нее, не поворачиваясь спиной, словно стоит на движущейся ленте, которая уносит его от Насти. Он машет ей рукой, будто прощаясь, и она внезапно понимает, что это не сегодняшний Вячеслав Михайлович Афанасьев, а тот, прошлогодний, которого она обидела. Это прошлогодний Афанасьев прощается с прошлогодней Настей, уступая место Афанасьеву сегодняшнему, который может построить новые отношения с сегодняшней Каменской. Может, это и называется «отпустить»?

Как и советовал Дюжин, сначала Настя упорно занималась тем, что «прощала и отпускала» прошлогоднюю себя, но не была уверена, что делает все правильно. Ей никак не давался смысл слова «отпустить». Она честно посвятила прощению себя полдня и никак не могла понять, достаточно уже или нужно еще работать. И только теперь, зацепив краем сознания эту странную картинку с отодвигающимся Афанасьевым, почувствовала, что недоработала. Нужно вернуться к себе и «отпускать» до тех пор, пока не увидится внутренним зрением что-нибудь подобное. Пусть не такое же по содержанию, но что-то, что позволит вздохнуть с облегчением и сказать себе: «Все. Я простилась с ней. Я ее отпустила. Ее больше нет».

«Отпустить» себя оказалось куда сложнее. И в самом деле, как же можно добровольно расстаться с частью себя? Даже не с частью, а просто с собой, целиком? И что станется с сегодняшней Настей, если в ней не будет Насти вчерашней, с ее опытом, с ее мыслями, ее чувствами, ее болью и радостью? Какая-то самокастрация получается. Нет, тут должно быть что-то другое, какой-то другой смысл во всем этом. Речь ведь идет о чисто психологическом методе, а ни один психологический метод не может быть направлен на коррекцию прошлого. Он может только корректировать отношение к нему. Все факты, все события ее жизни сохраняются, они никуда не уходят, но нужно перестать цепляться за свои переживания по поводу этих событий. А переживания суть неотъемлемый элемент личности. Вот, кажется, здесь… Кажется, сейчас придет осознание того, что же такое это ускользающее «отпустить»… Нужно помнить, что была Настя Каменская, переживающая по такому-то конкретному поводу. Была. Но была вчера, позавчера, когда-то. Одним словом, не сегодня. Она была и остается, она никуда не исчезла, но она должна существовать отдельно от сегодняшней Насти, сама по себе. Не нужно уподобляться шампуню «два в одном». Нужно разделиться. Не держать в себе прежнюю Настю, не цепляться за нее как за единственную подругу, которая всегда права и у которой нужно по любому поводу спрашивать совета. Отделить от себя, аккуратненько поставить, и пусть себе стоит. Или уходит, это уж как ей захочется. Но стоять она должна не внутри сегодняшней Каменской, а сама по себе. С ней даже можно поговорить, поспорить, обсудить то событие, по поводу которого было сожжено столько нервных клеток…

И точно так же, как Афанасьева на движущейся ленте, увидела вдруг Настя себя. Прошлогоднюю. Это совершенно точно, потому что прическа была, как прошлым летом, и белые джинсы, которые давно уже приказали долго жить, будучи по рассеянности засунутыми в стиральную машину вместе с синей и черной футболками. Прошлогодняя Настя сидела в кабинете на Петровке и горько плакала. Себя сегодняшнюю Настя не видела, но знала, как это обычно бывает во сне, что стоит рядом с «той» Настей и утешает ее, гладит по голове. Звонит телефон, «та» Настя вытирает слезы, снимает трубку и сразу погружается в какой-то деловой разговор. Слов не слышно, осознание происходящего идет на уровне чувства. Сегодняшняя Настя видит, как «та» хмурится, что-то ищет на столе среди бумаг, что-то доказывает невидимому собеседнику, и с облегчением думает: «Ну слава богу, она проревелась и теперь займется делом и больше об этом и не вспомнит. Можно со спокойной совестью оставить ее одну».

«А может быть, это тоже называется „отпустить“?»

Жаль, что кончились дрова и нет возможности смотреть на огонь. Настя, правда, во время лечебного вояжа обошла вокруг дома, заглянула в дровяной сарай, поискала глазами топор и плашку. Взяла одно полено, поставила, попыталась, отставив палку, поднять топор обеими руками и сразу же поняла, что дровосек из нее не вышел. И, вероятнее всего, уже не выйдет никогда. Топор оказался для ее нетренированных рук слишком тяжелым, а полторы ноги – слишком неустойчивой опорой. Ничего, она подождет, пока кто-нибудь приедет, Чистяков, или Дюжин, или кто-нибудь из ребят с работы. Они все сделают как надо, и у нее будут дрова, и огонь в камине, и долгие часы мучительно-сладких и упоительно-горьких размышлений…

А пока можно работать с собой, сидя в кресле или лежа на диване. Уже десятый час, а Зарубин что-то не звонит, обычно он уже часам к восьми объявляется с рассказами. Интересно, связался с ним Коля Селуянов или нет? Надо же, как все сошлось на этой Кабалкиной! Даже смешно. Такие совпадения бывают, конечно, но не каждый день. Интересно было бы взглянуть на нее, на Кабалкину эту. Сережка говорил, что она какая-то нервная, напряженная, то плачет, то замыкается. Ну да, станешь тут нервной, когда за плечами убийство или причастность к нему. Но вряд ли она сама совершала преступление. Тем более племяннику убитой звонил мужчина. Надо отрабатывать связи Кабалкиной, искать подельника. Наверняка любовник, настоящий или бывший.