В самой корме, под палубой, там, где у «Мономаха» имелось нечто вроде балкона, пунктиром был пририсован какой-то нарост, выступающий назад метра на два.
— Это что такое? — ткнул я в него.
— Предполагается, что здесь будет аппарель для быстрого подъема самолетов с поверхности воды, — пояснил Налетов, — но о ее конструкции сказать пока ничего нельзя. Тут проблема — как избежать повреждения поплавков при волнении.
— Хотя бы наметки решения есть?
— Есть… — Гоша подал мне рисунок. Судя по почерку, это было его творение. На бумаге был изображен… луноход. Вот именно, кастрюля на решетчатой ферме, снабженной шестью колесами.
— Загрузочный аппарат, — гордо сказал Гоша. — Спускается на воду, подходит к самолету, подныривает под него и фиксируется. Теперь можно спокойно втаскивать гидроплан, не опасаясь повреждения поплавков. Управление по проводам.
Я вопросительно посмотрел на Налетова.
— Ну сама идея погрузочного плота неплоха, — осторожно сказал он. — Но о конкретной конструкции я пока говорить не готов, тут надо хотя бы несколько дней на прикидки.
Меня тоже заинтересовала проблема. Раньше я как-то по умолчанию считал, что грузить гидросамолеты на корабль мы будем как все, то есть краном. Но ведь действительно один-два так втащить нетрудно. А если вылет был сразу всей авиагруппой? Потонут ведь, не дождавшись очереди к крану. Аппарель с роликами — вещь хорошая, но только при полном штиле. При малейшем волнении появляется риск повредить поплавки.
Я прикинул возможные пути решения.
Можно снабдить поплавки самолетов амортизацией и какими-то лыжами, наподобие посадочных у планеров. Надо посчитать, во что это выльется по весу.
Можно снабдить этой амортизацией саму аппарель. Вроде хорошо, но неясно как.
И можно, действительно, сделать какое-то погрузочное устройство, необязательно подводный луноход. Плотик, например, типа надувного матраса.
«Из принципа пока сам ничего предлагать не буду, — подумал я. — Надо посмотреть, что Налетов предложит».
Однако он держался стойко и скороспелых мыслей озвучивать не желал. Два дня, как уточнил техник, ему надо подумать, тогда он будет готов к обсуждению этого вопроса. Я мысленно поставил ему «плюс».
Впрочем, одно предложение у Налетова уже было.
— Корабль довольно старый, — сказал он, — потому сравнительно тихоходный. Замена котлов и машин — дорого и сложно. Но на моторном заводе господин Тринклер сказал мне, что разрабатывается нефтяной двигатель мощностью в шестьсот лошадиных сил, весьма компактный. Не оснастить ли «Мономах», скажем, четырьмя такими, дополнительно? Это пока не конкретное предложение, я прошу разрешения изучить данный вопрос.
— Михаил Петрович, изучать вы можете без всякого разрешения, — заметил я. — А сама идея мне нравится, ну а если уж на это корыто таки удастся притулить хотя бы пару таких движков, будет вовсе замечательно. — При слове «корыто» Гоша поморщился, он очень трепетно относился к своему кораблю. — Вряд ли это прибавит больше двух узлов скорости, но лишними они точно не будут. Да и возможность при необходимости плыть, не дымя на весь океан, тоже пригодится. А что это за хреновина у корабля под носом, уж не таран ли, случаем? Срезать и заменить бульбой — вот вам еще полтора-два узла. И если уж будем нос корежить, его надводную часть можно сделать по образцу клипера. А для всей этой деятельности нужен мощный сварочный агрегат с персоналом. Ладно, это я обеспечу.
— Простите? — заинтересовался Налетов.
— Зайдите ко мне в мастерскую, я покажу вам электросварку в действии, — предложил я. — Пора, кстати, вводить ее в кораблестроении. Тем более что заклепки, как показала практика, воруют.
— Мы же вроде «Мономах» на завод собрались отдавать переделывать? — уточнил Гоша.
— Вот пусть там электросварку и осваивают. Захотят и для своих работ — у нас купят, больше вроде негде.
Налетову не терпелось посмотреть на столь чудодейственную электросварку, так что пришлось вести его в мастерскую. Там я подключил аппарат, положил две пятимиллиметровые стальные пластины встык. Дал маску гостю, взял вторую себе и сварил пластины. Потом взял две другие, но их поставил стоймя, с целью демонстрации вертикального шва. Такой шов сделать сложнее, но уж со сваркой в любых ее проявлениях я был знаком отнюдь не понаслышке, так что и тут удалось без проблем показать класс. Дождавшись, пока пластины остынут, я обколотил с них шлак и продемонстрировал результат Налетову.
— Нет слов, — признался он. — Я читал про это изобретение господина Бенардоса, но не думал, что на практике это столь просто и эффективно. Можно мне самому попробовать?
— Пожалуйста. Видели, как я это делал? Для начала научитесь на одной детали зажигать и удерживать дугу.
Михаил Петрович учился примерно полчаса, и теперь я, пожалуй, доверил бы ему сварить забор на даче — естественно, не себе, а соседу.
— В общем, из пяти учеников за полгода можно подготовить двоих сварщиков, которым не страшно будет доверить работы, — прокомментировал его успехи я. — Это я говорю на основании своего педагогического опыта, как раз те самые два у нас и есть.
Налетов тем временем внимательно рассмотрел аппарат.
— Трансформатор, индуктивная катушка, реле… а вот это что, с радиатором?
— Балластные резисторы, — соврал я. Ну не говорить же, что это выпрямительные диоды! Однако при показе мощного агрегата для корабельных работ врать не придется — я собирался сделать именно агрегат, то есть спарку бензинового мотора с коллекторным генератором, такая схема дает постоянный ток без всякого выпрямления. Задумка была, конечно, дикая — ставить двухтактный авиационный мотор на такое изделие, но ничего. Поработает пока этот гибрид мопеда с тепловозом, а там у Тринклера и дизеля подоспеют. Тем более что Пушкин как раз про этот случай так прямо и сказал: «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух!»
Глава 21
Под нами медленно проплывали заснеженные окрестности Серпухова. Вообще летать зимой на самолете, лишенном кабины, оказалось довольно экстремальным занятием. Несмотря на полушубок, ватные штаны и валенки, дуло нещадно. Ладно, я, как инструктор, пребывал сзади, а вот ученик, он же высочество номер два, вообще сидел открытый всем ветрам. Но ничего, ему полезно померзнуть, глядишь, меньше укачивать будет.
Его высочество великий князь Михаил Александрович оказался подвержен воздушной болезни — хорошо хоть в слабой степени, не доходившей до медвежьей. У человека была просто врожденная боязнь высоты. Если бы он сразу начал летать на «Тузике», то есть в нормальной кабине, глядишь, ему было бы и легче, но мы свято блюли секретность и до новейших самолетов кого попало не допускали.
После первого полета, когда бледно-зеленое высочество сползло с самолета, судорожно пытаясь не проблеваться, я подумал, что на этом ученичество и закончится. Однако Мишель — так его пришлось называть, чтобы не путать с асом Мишкой — оказался упрямым и вот уже третью неделю почти ежедневно боролся со своим организмом. И похоже, эту битву организм помаленьку проигрывал — с каждым разом Мишель пилотировал все уверенней, уже не цепенея при любой воздушной яме. Вот и на этой мне, похоже, не придется подправлять… Мои благодушные размышления были прерваны громким «бзынь», и наш «Святогор», задрав нос, начал заваливаться на крыло.