Пролог
Обычно мемуары начинаются примерно с рождения воспоминающего и дальше идут двумя путями. Первый: я родился тогда-то и там-то, потом вскользь о родителях, о месте, где они сподобились произвести на свет героя, и снова о нем же — первые воспоминания, вторые, третьи… И так далее, более или менее равномерно по времени.
Второй же путь — сначала описание исторической обстановки в момент появления на свет автора, затем несколько фраз до перехода к описанию действительно интересных событий, происходивших с автором и вокруг него, ну а потом — уже подробно и со вкусом. Такой путь более рискован: если это только автору кажется, что он интересно описывает значимые вещи, а на самом деле нет ни того, ни другого, получается макулатура. Но я готов рискнуть. Итак…
Когда Сталин лежал в Мавзолее, а народ уже почти перестал задумываться, что же теперь будет, в семье механизатора и учительницы в деревне Григорьково Калининской области родился сын. Когда этот сын — то есть я — начал ходить, Сталина из Мавзолея вынесли, а народ снова принялся чесать репу — вот теперь точно что-то будет!
Когда я уходил в армию, водка стоила два восемьдесят семь, а Леонид Ильич был мужчиной в расцвете сил. Когда же вернулся, наш национальный напиток шел уже по три шестьдесят две, а генсек бормотал из телевизора про сиськи-масиськи и сосиски сраные… Через весьма непродолжительное время они именно такими и стали.
Когда я начинал трудовую деятельность, статус инженера был еще достаточно высок, а когда впереди, на расстоянии всего нескольких лет, замаячила пенсия, мое звание заслуженного изобретателя официально находилось всего на полступеньки выше статуса «бомж». Впрочем, это меня тогда не очень взволновало, а потом оно стало и вовсе по фигу, — да подавитесь вы вашей подачкой, у самого руки есть!
Вот, собственно, и все вступление, пора переходить к тексту.
Глава 1
Фрагменты из дневника Его Императорского Высочества Великого Князя Георгия Александровича
23 января 1899 г.
Сегодня грустный юбилей в моей жизни: вот уже минуло 8 лет, как закончилась моя служба в Российском Императорском Флоте.
Эти печальные для меня дни останутся в памяти до конца моей жизни, который, как я ясно понимаю, уже близок. Об этом мне говорят и красные пятна на моем платке, и глаза врачей, которые они прячут от меня. А как прекрасно начиналось то злосчастное плавание на броненосном фрегате «Память Азова»! Встреча с Ники в Триесте, а дальше были великие пирамиды в Египте, усыпальница Великих Моголов в Индии. А потом был тот злосчастный декабрь, когда «Адмирал Корнилов» и «Память Азова» стояли на якорях на Бомбейском рейде и я почувствовал, что заболел… и окончательный диагноз — чахотка. Сейчас я понимаю, что виной всему была моя беспечность. Сначала проводы после бала на «Азове» m-m N* на катере по холодному рейду в легком сюртуке, а затем сон у открытого окна на ледяном сквозняке в вагоне поезда после поездки к пирамидам в Египте. В это очень тяжелое для меня время как «луч света в темном царстве» было то незабываемое прощание моряков со мной, когда к трапу «Памяти Азова» для переправы на «Адмирал Корнилов» для меня подали катер, на котором гребцами были офицеры фрегата, а на руле — сам командир, милый Н. Н. Ломен. А как самозабвенно кричали «ура!» команды кораблей, когда мы покидали гавань…
1 февраля 1899 г.
Я чувствую себя совершенно одиноким. Вокруг высокие горы, как тюремные стены, и только единственное, что скрашивает мою жизнь здесь в Аббас-Тумане, это моя отрада — обсерватория. Как часто, смотря на холодные величественные звезды, я ловлю себя на мысли, что хочу воззвать к Господу нашему явить милость и милосердие: помоги рабу твоему Георгию. Ведь это так тяжко осознавать в 27 лет, что жизнь уходит из меня неуловимо, как песок меж пальцев, и что, возможно, я не доживу и до 28 лет.
12 февраля 1899 г.
Этой ночью мне снился очень красивый, но непонятный сон. Я сижу на моторраде. Впереди и рядом другие — очень странных очертаний, разноцветные, — на них пилоты в облегающих одеждах и в шлемах наподобие рыцарских. Я чувствую, что волнуюсь… Человек в красном машет флагом, все срываются с места, но я быстрее других… за пару мгновений разгоняюсь до огромной, совершенно невообразимой скорости.
Впереди поворот, его невозможно проехать даже и впятеро тише… но мой моторрад вдруг, не сбрасывая скорости, почти ложится набок и едет, послушный малейшему моему движению. Я знаю, что это гонка и я должен ее выиграть. Но вдруг меня обгоняет черный моторрад с номером 14.
Это невероятно, но он едет еще быстрее меня, и в результате закончил гонку я только третьим… Проснулся с мыслью, что мне надо больше тренироваться. Очень странный сон…
14 февраля 1899 г.
Я не знаю, что же мне делать: этот сон мне снится уже третью ночь. Сегодня исповедовался отцу Константину, рассказал ему о моих снах и попросил совета. Он был явно в смущении и сказал, что я должен больше молиться, и Господь явит мне милость. Боже, помоги рабу твоему Георгию!
15 февраля 1899 г.
Сегодня я понял, что этот сон есть знак свыше и я должен научиться искусству езды на моторраде; решил не откладывать дело в долгий ящик. Вызвал к себе моего управляющего и попросил выбрать самую совершенную и быструю модель.
27 февраля 1899 г.
Управляющий доложил, что самым совершенным моторрадом является «Мотоциклет» производства фирмы братьев Вернер. Их последняя модель в прошлом году экспонировалась в Велосипедном салоне и приобрела большую известность быстроходностью, так как позволяла достичь максимальной скорости 35 верст в час. Фирма братьев Вернер, кстати русских подданных, имеет магазин в Москве на Петровских линиях в доме Полякова, откуда они могут прислать моторрад и механика, чтобы его собрать. К тому же их московский представитель — один из братьев Вернеров, Ипполит Антонович, — узнав, для кого делается покупка, любезно вызвался сопровождать груз и дать мне несколько уроков езды.
* * *
Мелькают по сторонам последние домики, и теперь впереди только дорога. Скорее, тропа, по которой я еду на антикварном мотоцикле. Гора слева и не то обрыв, не то вообще ущелье справа. Крым? Впереди небольшая осыпь, за ней левый поворот. Да что же я делаю?! Заднее колесо сносит. Почему-то даже не пытаюсь применить контрруление. Ногами тоже не работаю. Переднее колесо входит в занос, и мотоцикл кувыркается. Как будто забыв абсолютно все навыки, я даже не пытаюсь оттолкнуться от падающего драндулета и сгруппироваться. Сильный удар вывернутым рулем в грудь. Ребра сломаны? Во рту кровь. Все. Конец. Больше ничего делать не надо, осталось только немного подождать, пока из меня вытечет жизнь. И тогда я проснусь.