– Ну по-крупному – нет.
Это правда, Руслан никогда не горел азартом картежной игры. Как времяпрепровождение – да, как страсть – нет. Наверное, ему просто было жалко проигранных денег.
– Все равно, любимый муж, я тебя с деньгами играть в карты не отпущу.
– Я и сам не собирался с собой денег брать. Одно дело – говорить правду, что играть не можешь, потому что денег нет, и другое – нагло врать в глаза. Так что со мной к Владимиру Андреевичу едут только сорок пять копеек. Четвертак и два гривенника, как в фильме «Убрать перископ». Вернее…
Руслан подкинул мелочь на ладони:
– Две по пятнадцать, десятка и пятак.
– С тобой все ясно. А мы с Аней что будем делать?
– Вы, мои милые девочки, будете сидеть в номере и носу отсюда не высунете. Чтобы я не искал, седея, вас по всей Луге.
Юля и Аня синхронно вздохнули.
– Папа, а книжку читать можно?
– Нет! Один раз уже почитала, еле отбоярились. Хорошо еще, – Руслан чмокнул жену в макушку, – Юля сообразила что соврать.
– А врать – нехорошо, – вставила Аня.
– Нехорошо. Поэтому не бери пример с папы и мамы. Они знают, когда можно врать, а когда нельзя.
– Значит, если никто не увидит – читать можно?
– Не стоит. Там и так заряда минут на сорок осталось.
– Пап, а почему здесь розеток нет? И лампочек?
– Потому что нет электричества.
– А почему его здесь нет?
– Анют, ну я-то откуда знаю? Не провели. Рабочие забастовали и столбы пропили.
– Папа!
– Аня, – вмешалась Юля, – света нет, потому что мы – в прошлом. Здесь еще не везде свет есть. Вот только, Руслан, как мы будем здесь сидеть в темноте и без книг?
– Ну почему в темноте? Вон на столе лампа стоит керосиновая.
На столе действительно была лампа, с вытянутым, слегка закопченным стеклом и зеленым абажуром, похожим на летающую тарелку.
– Руслан, – Юля укоризненно посмотрела на мужа, – я понятия не имею, как ее зажигать.
– Вот как раз пока разберетесь, время и пройдет. Удачи!
– Ну, Руслан Аркадьевич, так не делается. Пригласили в карты играть – так изволь играть.
Господин Громов Руслану сразу же не понравился. Хотя и выглядел он вполне солидно – черный костюм, толстая золотая цепь поперек живота, не такого уж и большого, густая ухоженная борода, – но вспоминались при взгляде на него «Тит Титыч», «Кабаниха» и «Что мне не по ндраву будет…». Этакий купец-самодур.
Впрочем, таких хамов во все времена было достаточно. Вспомнить хоть начальника отдела с прежней работы или декана.
– Нет денег – под запись. С полкопеечки бы начали…
Для иллюстрации своих слов Громов закрутил на столе в блестящий шарик крохотную монетку величиной с советскую копейку. С одной стороны – хитрый вензель, видимо означающий инициал нынешнего императора, с другой – надпись «1/2 копейки. 1909». Действительно – полкопейки…
Руслан сидел и спокойно улыбался. Ругаться он не хотел, а когда один молчит – спор быстро сходит на нет.
– Ты, Андрей Валерьевич, – пробасил Ратников из своего кресла, – на Руслана Аркадьевича не дави. Чай не в лавке своей, не с приказчиком – с гостем иностранным разговариваешь.
– Ни в жизнь не поверю, что у человека, у которого есть такое авто, – нет денег.
– Есть, есть у меня деньги, – только чтобы успокоить Громова, проговорил Руслан, – только я здесь, а деньги – в Нью-Йорке.
– Большие деньги? – заинтересовался Громов. – Может…
– Андрей! – Ратников уже просто рявкнул. – Неприлично о денежных делах…
– А ты на меня не кричи! Не на своих кузнецов орешь!
– А я думал, вы – кузнец, Павел Юрьевич, – перебил Руслан недовольно запыхтевшего Громова.
– Мастер я кузнечный, Руслан Аркадьевич. В кузнице при паровом лесопильном заводе господина Андронова.
В воображении возникла картина дощатого забора, за которым дымят высокие трубы, а у калитки стоят рабочие, в кепках и накинутых на плечи пиджаках. В этом месте, видимо, наслоилось осознание того, что он – в царской России, и сложились два факта – «рабочие» и «царская Россия», давшие в сумме…
– Забастовки у вас бывают?
Ратников дернулся.
– Слава богу, – широко перекрестился он, – с пятого года не было. Стачки этим летом были, но забастовок – нет.
– Требуют… чего-то?
В последний момент Руслан успел поймать себя за язык и не спросил: «Требуют царя свергнуть?» Кто знает, как здесь относятся к таким заявлениям. А чего еще могут требовать рабочие – Руслан не знал.
– Как всегда, – вздохнул Ратников, – заработную плату прибавить, штрафы уменьшить, рабочий день укоротить…
– Длинный день? – спросил Руслан. Ну чтобы что-то спросить, раз уж поднял тему. С зарплатой и так понятно – она всегда слишком низкая, никто еще не выходил на площади с требованиями: «Снизьте нам зарплату, не знаем, что с деньгами делать». Со штрафами – наоборот, непонятно, что там за штрафы такие. А вот рабочий день… Какой он у них?
– Ну, как длинный… По норме, не больше одиннадцати с половиной часов в сутки.
«Ничего себе – норма… Или это посменно?»
– Подумаешь, норма… – отозвался с дивана Громов. – У меня и по двенадцать часов приказчики работают – и ничего, не устают, не жалуются.
– Жалуются они у тебя, Андрей Валерьевич. Ты же их даже на обед не отпускаешь, – покачал головой Ратников.
– И что? Небось не устают. Ничего утомительного…
– А отдыхать им когда? В воскресенье?
«Ах да, здесь же суббота – рабочий день…»
– Вот еще – в воскресенье отдыхать. У нас в городе в выходной день все равно делать нечего, только водку пить, так пусть работают. Я о покупателях забочусь – они, чай, тоже в воскресенье купить чего-то захотят. А кто устает – расчет в зубы, и вперед. Я никого не цепи не держу.
«Благодетель… – подумал Руслан. – Вот глаза закроешь – и точно как будто с Молоньевым разговариваешь, начальником отдела. Тому дай волю – и приковал бы… Надо же, оказывается, начальники в наши времена, те, которые в туалет отпускают по графику, берут пример с вот таких Громовых начала прошлого века. Сто лет прошло – а ничего не изменилось».
– Господа, господа, – в комнату, раздвинув шторы, вошел Владимир Андреевич и служанка с подносом. – Не ссорьтесь, давайте по коньячку.
Он ловко разлил по бокалам.
– Берите «николашку», – хихикнул журналист.
На тарелке лежали дольки лимона полукругом, посыпанные молотым кофе и сахарной пудрой.