Три стороны моря - читать онлайн книгу. Автор: Александр Борянский cтр.№ 92

Потом, позже Одиссей будет вспоминать свои гигантские начинания как череду сказочных приключений.

По дороге домой.

Попробовал бы кто-то сказать это ему сейчас. Герой бы закричал в ужасе:

КУДА?!!!

Любовь двух избранных — вещь почти невероятная. Избранный не может отдаться другому человеку, не может открыть себя до конца. Он обязательно оставит то главное, ради чего живет. Он это не отдаст. Избранный может любить, если предмет его любви растворяется в нем, не требуя того же. Или переживает свою любовь как часть отношений со своим богом.

Но Одиссей не мог видеть в Елене Афину, потому что в Елене уже был Дионис. И наоборот.

Любовь двух избранных — это поединок беспримерной щедрости в сочетании с нечеловеческим коварством. С той стороны взгляда твоего возлюбленного прячется нечто чуждое, не исключено, убийственное для тебя — опаснее ничего нет. И ты, раскрывая объятия, в самые блаженные мгновения уступаешь место в собственном теле избравшему тебя бессмертному.

Это жуткая война вдвоем. Это такая любовь, какой не видать нормальным людям. Это то, чего не испытывал даже сам Дионис.

Более того. Ни Одиссей, ни Елена-Калипсо не знали, что другой — избранный. Не знали, чей. И наверняка не знали этого даже о себе.

Мы никогда этого не знаем.

Одиссей вернулся из небольшого перехвата: какие-то критяне до сих пор не поняли, что плавать по морям просто так отныне не получится. Добыча была никакой, да и отлучился он всего-то на два дня. Но когда корабль покидает остров — это уже опасность, это путешествие, ибо ты оставляешь надежную гавань, а в ней свое сердце.

Он вернулся, и Елена встречала его по колено в воде. Это было их правилом: он возвращается — она ждет, волны целуют ее ноги выше колен. Басилевс у ахейцев прыгал с борта корабля на песок, после того как воины уже втащат корабль носом на сушу. Это был символ власти. Одиссей, возвращаясь, прыгал к ней в воду. Это был символ любви. И это было полезно: воины принимали его за символ братства.

— Елена!

— Калипсо! Называй меня Калипсо.

Она увела его в грот. Это был их грот. Никто не смел войти в него, даже если бы сотня финикийских судов показалась на горизонте.

— Ты вспоминаешь Пенелопу? — неожиданно спросила Елена-Калипсо.

— Разве я говорил тебе ее имя?

— Нет. Зачем ты скрывал его?

— Я не скрывал.

— Но я узнала сама.

— Откуда?

— Из молитв.

Одиссей обнял ее. Он делал это жестко, он был костист и не мягок. Прежде она полагала, что он груб.

— А ты скучаешь по троянцу?

— Парису? Нет.

— Почему?

— С ним я слишком боялась умереть.

— Нас хотели бы отыскать очень многие… — усмехнулся Одиссей.

— Это так сложно?

— Для них — да. Они не могут поверить, что их тиран живет с двумя десятками моряков и с одним кораблем угрожает всем берегам сразу.

— Сейчас на берегу пять кораблей.

— Два я захватил, а два уйдут в Ахайю по свои?; делам. Я только что узнал ужасную вещь.

И Одиссей усмехнулся снова.

— Агамемнон Атридес убит в своем доме сьоей женой. Представляешь?

Елена подошла к выходу из грота. Свет вырезал ее темный силуэт для Одиссея.

— Может быть, это сказка, наподобие наших? — спросила она. — О циклопе, о лотофагах, о Сцилле и Харибде? Нет?

— Нет.

— Но тогда Атридесы не существуют. Агамемнон мертв, Менелай все равно что мертв — он раб в Черной Земле.

И она проговорила несколько фраз по-своему. Между незнакомых слов Одиссей услышал видоизмененное, глухое свое имя и имя Диомеда.

— Я сказала, что Атридесы теперь — вы.

Одиссей помолчал.

— Я Лаэртид, — наконец произнес он.

— Потому я и спросила, вспоминаешь ли ты свою жену. Тебе лучше стать Атридесом.

— Мой отец Лаэрт, а не Атрей.

— И твоя жена Пенелопа, а не Калипсо. Не так ли?

— Какое это имеет отношение к власти?

— Никакого, — ответила Елена.

Но Одиссей четко услышал: это имеет непосредственное отношение к власти, решающее отношение.

— Я хотел распустить слух о ветрах… — сказал он.

— Ветра спрятаны в мешок, мешок завязан узлом, секрет узла знаешь только ты, а значит лишь тебе позволено Эолом выпускать их на волю. Это можно спеть.

— Спой.

— Завтра. Утром звучит красивее.

— Хорошо.

Одиссей потянулся к Елене, но она отстранилась.

— Еще кое-что о Гелиосе. Нельзя есть мясо его священных быков. Существует земля, где бродят прекрасные быки, но их нельзя убивать и есть ни при каком голоде.

— Для чего это?

— Ты-то понимаешь, что Гелиос — не ахейский бог? Это могучий бог Ра, и я думаю, именно он держит сейчас в крепких руках нашего друга Менелая.

Что делал могучий бог Ра-Херу-Кхути, пока Елена произносила греческие слова, никто уже не узнает. А Менелай… Менелай прятался в тростнике с тремя давними, верными соратниками, и они до жути боялись крокодилов.

Крокодилы казались ахейцам гораздо страшнее и Гектора, и Ахиллеса. Хотя бы потому, что Гектор и Ахиллес были мертвы, а крокодилы живы.

Двести с лишним спутников Менелая, прибывшие с ним в страну Айгюптос, канули в неизвестность. Когда они высадились на берег и соблюдали боевой порядок, берег оставался пуст и безлюден. Пустым он был и другой раз, и третий. Но едва изголодавшиеся во время морского пути греки разошлись на разведку в поисках еды, едва они забыли о боевом строе, немыслимое число колесниц окружило их, пыль поднялась до неба… А потом пыль осела, и Менелай увидел, как его воинов со скрученными сзади руками гонят прочь, прочь, в неясное будущее.

Затем береговая стража спокойно, выполняя обыденное, сожгла корабль Менелая.

Менелай скрывался в тростниках долго. Они жевали тростник… Потом перестали бояться крокодилов. Потом ждали всплеска: вдруг появится крокодил — его можно будет убить и съесть. Хуже всего было то, что таинственного зеленого зверя никто из них не видывал даже в образе настенного рисунка. Съедобен ли он и как с ним сражаться, что применять, кроме храбрости — оставалось жутковатой загадкой.

Потом жути в этой загадке делалось все меньше и меньше, еще меньше, и наконец она превратилась в муторную, животную тоску, тягостную, как голод, как сиденье под Троей, как ожидание смерти.

В один прекрасный (или кошмарный) миг Менелай вдруг, сквозь отчаянье, вспомнил, что он брат самого басилевса басилевсов, выругался злобно на всех хеттов и египтян вместе и, покинув спасительный тростник, пошагал по равнине в ту сторону, куда угнали плененных ахейцев чужие колесницы.