Бывшему начальнику отдела Службы государственной безопасности Эверту Гульбергу было семьдесят восемь лет, и уже четырнадцать лет он официально находился на пенсии. Но бывших шпионов не бывает — они просто уходят в тень.
Сразу после окончания войны, когда Гульбергу было девятнадцать лет, он решил делать карьеру на флоте. Отслужил в армии помощником командира и был направлен получать офицерское образование. Однако вместо традиционного распределения на флот, как он того ожидал, его определили в Карлскруну
[9]
разведчиком-сигнальщиком при разведывательном управлении флота. Для него не составило труда понять необходимость радиотехнической разведки, в задачи которой входило следить за тем, что происходит по другую сторону Балтийского моря. Работа казалась ему скучной и неинтересной, однако, пройдя военную школу переводчиков, он выучил русский и польский языки. Знание этих языков и явилось одной из причин того, что в 1950 году его перевели в Службу государственной безопасности. В то время третье подразделение Государственного полицейского управления возглавлял безупречно корректный Георг Тулин. Когда Эверт Гульберг начинал там службу, совокупный бюджет тайной полиции не превышал 2,7 миллиона крон, а общая численность сотрудников составляла ровным счетом девяносто шесть человек.
Когда он в 1992 году формально вышел на пенсию, бюджет Службы государственной безопасности немного превышал 350 миллионов крон, и он даже точно не знал, сколько в «фирме» сотрудников.
Гульберг провел жизнь на тайной службе его величеству или, возможно, на тайной службе социал-демократическому «дому для народа». В этом заключалась ирония судьбы, поскольку он преданно, выборы за выборами, голосовал за Умеренную коалиционную партию, кроме 1991 года, когда сознательно проголосовал против нее, считая Карла Бильдта
[10]
катастрофой для реалистичной политики. В тот год Гульберг с горя отдал свой голос за Ингвара Карлссона.
[11]
Годы правления «лучшего правительства» Швеции оправдали его худшие опасения. Правительство, возглавляемое Умеренной коалиционной партией, пришло к власти в период распада Советского Союза, и, по мнению Гульберга, едва ли можно было представить себе режим, хуже подготовленный к использованию возникших на Востоке новых политических возможностей в применении искусства шпионажа. Вместо этого правительство Бильдта из соображений экономии сократило «советский» отдел и перенесло внимание на международную возню в Боснии и Сербии — можно подумать, что Сербия когда-нибудь представляла угрозу для Швеции. В результате возможность внедрить в Москву информаторов с дальним прицелом была упущена, а в тот день, когда тучи снова сгустятся — что сам Гульберг считал неизбежным, — к Службе безопасности и военному разведывательному управлению опять станут предъявлять чрезмерные политические требования, будто они способны, при необходимости, извлекать агентов из ящика, подобно фокусникам.
Приступив к работе в русском отделе третьего подразделения Государственного полицейского управления, Гульберг просидел первые два года за письменным столом, получил чин капитана и вслед за тем начал делать первые робкие шаги в изучении обстановки на месте, занимая в 1952–1953 годах должность атташе по вопросам авиации при шведском посольстве в Москве. Любопытно, что он шел по стопам другого известного шпиона — несколькими годами раньше в его должности работал знаменитый полковник ВВС Стиг Веннерстрём.
[12]
p>
Вернувшись в Швецию, Гульберг служил в контрразведке и десятью годами позже оказался одним из тех относительно молодых сотрудников Службы безопасности, которые под руководством оперативного руководителя Отто Даниэльссона арестовывали Веннерстрёма и сопровождали к месту пожизненного заключения.
Когда в 1964 году, при Пере Гуннаре Винге, тайную полицию реорганизовали в отдел безопасности Государственного полицейского управления, ГПУ/Без, началось расширение штатов. Гульберг к тому времени проработал в Службе безопасности четырнадцать лет и считался одним из пользующихся доверием ветеранов.
Гульберг ни при каких обстоятельствах не называл Службу государственной безопасности СЭПО. В формальной обстановке он использовал наименование ГПУ/Без, а в неформальной — только Без. Среди коллег он мог также упомянуть место своей работы как «Предприятие», или «Фирму», или попросту «Отдел», только не СЭПО. Причина была проста. На протяжении многих лет главной задачей «Фирмы» являлся так называемый персональный контроль, то есть проверка и регистрация шведских граждан, подозревавшихся в коммунистических убеждениях и склонности к измене. Понятия «коммунист» и «изменник родины» употреблялись в «Фирме» как синонимы. Ставшее впоследствии широко распространенным понятие «СЭПО» было создано потенциально предательским коммунистическим журналом «Кларте» как ругательное обозначение полицейских — гонителей коммунистов. Естественно, ни Гульберг, ни кто-либо другой из ветеранов слово «СЭПО» не использовал. Гульберг никак не мог понять, почему его бывший начальник П. Г. Винге назвал свои мемуары именно «Руководитель СЭПО 1962–1970 гг.».
Дальнейшую карьеру Гульберга определила именно реорганизация 1964 года.
Создание ГПУ/Без означало, что тайная полиция превращалась в нечто, в служебной записке министерства юстиции обозначенное как «современная полицейская организация». Последовало расширение штатов. Постоянная потребность в новых сотрудниках повлекла за собой бесконечные проблемы с их проверками, и резкое увеличение организации дало врагу более благоприятные возможности для внедрения своей агентуры. Это, в свою очередь, означало необходимость ужесточения внутреннего контроля — тайная полиция уже не могла больше оставаться неким внутренним клубом, состоявшим из отставных офицеров, где все друг друга знали и главным достоинством нового члена являлось наличие отца-офицера.
В 1963 году Гульберга перевели — вместо контрразведки он стал заниматься проверкой сотрудников, чему, после разоблачения Стига Веннерстрёма, придавалось особое значение. В этот период закладывалась основа контроля над взглядами населения, в результате чего к концу 60-х годов уже существовали досье примерно на триста тысяч шведских граждан с неподобающими политическими пристрастиями. Однако, помимо контроля за шведскими гражданами вообще, следовало работать над системой внутренней безопасности ГПУ/Без.
Дело Веннерстрёма вызвало волну растерянности в рядах тайной полиции. Если полковник из штаба обороны — будучи к тому же советником правительства по вопросам, связанным с ядерным оружием и политикой безопасности, — мог работать на русских, откуда было взяться уверенности в том, что русские не имели агента на столь же ключевой позиции в Службе государственной безопасности? Кто мог гарантировать, что начальники и руководители среднего звена «Фирмы» на самом деле не работают на русских? Короче говоря: кто должен был шпионить за шпионами?