Весь Кларк. Фонтаны рая - читать онлайн книгу. Автор: Артур Кларк cтр.№ 23

— Не откажусь удивиться. Пожалуйста, продолжайте.

— Смотрите: старые пароходы двигались очень медленно. Десять километров в час — эта была обычная скорость грузовых судов. Путь занимал многие недели. Совсем как нынешние космические полеты.

— Понимаю вашу аналогию. В те годы расстояние между странами Земли было сравнимо с расстоянием между планетами.

— Между некоторыми — да. И лучшей аналогией здесь служит Британское Содружество наций — первая мировая империя. Она же стала последней. В течение почти ста лет все сообщение между Англией и такими странами, как Канада, Индия, Австралия, целиком зависело от пароходов. Путь в один конец занимал месяц, а то и больше и для многих был единственным в их жизни длительным путешествием. Как и сейчас, люди путешествовали либо по делам, либо имея достаточно средств. А вот вам еще одна впечатляющая аналогия. Жители колоний не могли даже переговариваться с метрополией. Они жили почти в полной психологической изоляции.

— А разве у них не было телефонов?

— Только для местной связи, и то далеко не везде и не у всех. Не забывайте, я говорю о начале двадцатого века. Связь в масштабе всей планеты появилась лишь к концу столетия.

— Мне думается, эта аналогия слегка притянута за уши, — возразил Дункан.

Слова главного инженера звучали не слишком убедительно. Дункану хотелось услышать доводы рыжеволосого Маккензи. Однако спорить о том, в чем сам почти не разбирался, он не хотел.

— Что ж, я готов представить вам доказательства. Вы слышали о Редьярде Киплинге?

— Слышать слышал, но не читал. Он ведь был писателем? Англо-американским. Время его творчества приходится на период между Мелвиллом и Хемингуэем. Для меня английская литература — почти незнакомая территория. Жизнь и так слишком коротка.

— Увы, это так. Но, невзирая на краткость жизни, Киплинга я все-таки читал. Он был первым поэтом эры машин. Некоторые считают его лучшим мастером рассказа того времени. Об этом, естественно, я не в состоянии судить. Но Киплинг очень точно описал время, о котором я говорю. Взять хотя бы его «Гимн Мак-Эндрю». В этом стихотворении старый инженер размышляет о поршнях, паровых котлах и коленчатых валах, несущих его корабль по океанским волнам. Возьму на себя смелость утверждать, что эта технология имела свою… свою религию. Вот уже триста лет как нет ни той технологии, ни той религии, а дух остался и продолжает жить и поныне.

Дункан подумал, что ему, пожалуй, стоит познакомиться с поэзией Киплинга.

— Он писал стихи и рассказы о далеких местах. Для многих современников Киплинга они были столь же далеки, как для нас планеты, а иногда — гораздо экзотичнее! Я очень люблю его «Песню городов». Сознаюсь, что половину авторских намеков и иносказаний я просто не понимаю. Но его упоминания Бомбея, Сингапура, Рангуна, Сиднея, Окленда… заставляют меня думать о Луне, Меркурии, Марсе, Титане.

Маккензи умолк. На его лице появилось смущение.

— Знаете, я и сам пытался написать что-нибудь подобное… Не бойтесь, я не стану мучить вас своими стихами.

Дункан произнес несколько ободряющих междометий, поскольку знал, что главный инженер «Сириуса» ждет его реакции. Он не сомневался: еще до конца полета Уоррен обязательно попросит его высказать свои критические замечания, что в переводе с дипломатического означало — похвалить литературные старания Маккензи.

Пока что Дункану удалось дипломатично отговориться ссылкой на дела. Время в полете пройдет незаметно, и потому лучше приняться за работу без раскачки.

Ровно десять минут. Столько времени Джордж Вашингтон отвел Дункану на приветственную речь. Даже президенту будет отпущено только пятнадцать, а посланцам всех планет — по десять минут и ни секундой больше. С момента входа в Капитолий и вплоть до начала приема в Белом доме на всю церемонию Неумолимый протокол отпускал лишь два с половиной часа.

И все равно Дункану казалось немного абсурдным лететь в такую даль, чтобы произнести десятиминутную речь, пусть даже и на столь уникальном празднестве, как пятисотлетие Соединенных Штатов. Все вежливые формальности Дункан собирался свести к жесткому минимуму. Здесь он был целиком согласен с дедом: искренность благодарственной речи обратно пропорциональна ее длине.

Отчасти для развлечения, но в основном чтобы получше запомнить имена других участников, Дункан стал набрасывать черновик официальной части речи. Он руководствовался списком гостей, который прислал профессор Вашингтон. Речь начиналась так: «Госпожа президент, господин вице-президент, уважаемый председатель Верховного суда, уважаемый председатель Сената, уважаемый председатель Палаты представителей, ваши превосходительства послы Луны, Марса, Меркурия, Ганимеда и Титана… — здесь он сделает легкий поклон в сторону посла Фаррела, если, конечно, сумеет разглядеть его на переполненной галерее, — высокочтимые гости из Албании, Австралии, Кипра, Богемии, Франции, Кхмерии, Палестины, Калинги, Зимбабве, Эйре…» Тут Дункан сообразил: если он возьмется перечислять все пятьдесят или шестьдесят стран, которые до сих пор сохраняли остатки государственности, на это уйдет четверть отпущенного ему времени. Полнейшая ерунда! Дункан не сомневался, что другие ораторы были бы здесь целиком солидарны с ним. Протокол протоколом, а он предпочтет благородную краткость.

Лучше начать с простого и ясного обращения: «Жители Земли!» Такое обращение включает в себя всю территорию, в пять раз превосходящую территорию Титана (эту впечатляющую статистику Дункан знал наизусть). А как обратиться к инопланетным гостям? Может, «друзья из других миров»? Нет. Такое обращение звучало слишком претенциозно; ведь он почти никого не знал. Возможно, лучше сказать так: «Госпожа президент, уважаемые высокие гости, дорогие знакомые и незнакомые друзья с других планет…» Этот вариант понравился Дункану больше, хотя и в нем чего-то недоставало.

Вскоре он убедился: приветственная речь — это нечто большее, чем пища для глаз и звуки для ушей. Конечно, можно было бы обратиться за помощью к другим, и многие охотно ему помогли бы. Но Дункан упрямо следовал старой, проверенной временем традиции Макензи: прежде чем просить о помощи, до конца используй собственные возможности. Где-то он читал: лучший способ научить человека плавать — это сбросить его с лодки на глубоком месте. Плавать Дункан не умел, поскольку на Титане было попросту негде плавать. Но ему понравилась эта аналогия. Его дебют в межпланетной политике будет подобен прыжку в воду на глазах у миллионов.

Нельзя сказать, чтобы Дункан нервничал. Ему доводилось выступать в Ассамблее Титана, когда там шли дебаты по весьма важным техническим проблемам. Дункан проявил себя опытным арбитром, рассматривая все «за» и «против» разработки аммиачных ледников на горе Нансен. Даже Арманд Хелмер поблагодарил его за выступление, хотя их позиции были противоположными. В ходе дебатов решалось будущее экономики Титана. На плечах Дункана лежал груз нешуточной ответственности. Если бы тогда он позволил сбить себя с толку, с его карьерой было бы покончено.

Его терранская аудитория, возможно, будет в тысячу раз большей, зато куда менее критически настроенной. Скорее всего, слушатели вполне благосклонно отнесутся к его речи, если только он не совершит непростительный грех, заставив их скучать.