– За что? – пожал тот плечами. – Я вам ничем
не помог. – Он опять взглянул на циферблат. – Через три часа попробую
дозвониться до отделения, может быть, что-то станет известно.
– Мы тоже на это рассчитываем, – кивнул
Илюшин. – Мне было очень приятно познакомиться с вами, Михаил Олегович.
Старик улыбнулся и кивнул на плетеную корзинку.
– Вы не съели ни одного крекера. Полагаете, что можете
меня объесть? – с неожиданной проницательностью поинтересовался он. –
Напрасно, меня частенько балуют вкусненьким знакомые. Так что заходите еще, я
вас угощу чем-нибудь получше. Господи, надеюсь, с Викой все хорошо!
Бабкин и Илюшин дружно кивнули. Им тоже хотелось, чтобы с
Викой Стрежиной все было хорошо, особенно после того, как они познакомились с
ее дядей.
– Итак, где может быть Стрежина? – задумчиво
сказал Макар, когда они вернулись в его квартиру. – Визит к ее почтенному
дядюшке ничего не дал…
– Обидно, что опрос жильцов тоже ничего не дал, –
эхом отозвался Бабкин, зря потративший накануне три часа на обход жилого дома,
во дворе которого сбили Липатова: свидетелей преступления не было, а следы
машины, как выяснил Сергей, присыпало ноябрьским снежком, растаявшим вместе с
отпечатками шин к тому времени, когда приехала «Скорая помощь». Ниточки,
ведущей к Стрежиной через убийцу Липатова, не оказалось.
– На свидетелей я и не возлагал особых надежд, а вот на
Каморкина рассчитывал.
– Ага, ты ожидал, что он тебе признается: мол, отдыхает
моя племянница на Мальдивах, – съязвил Сергей. – Впустую съездили,
конечно. Разве что с интересным стариканом познакомились.
– «Интересным» – неподходящее слово. Каморкин – талант.
– Этот талант прозябает в бедности, – суховато
заметил Бабкин. – Не выезжает из квартиры, поскольку наши дома не
приспособлены для инвалидов, и без помощи соседа не может купить себе продукты.
– А на дом заказать по Интернету? – неуверенно
предположил Илюшин.
– Ты видел у него компьютер, Макар? Лично я видел
обтрепанный диван и обои, которым двести лет в обед. Ладно, – махнул он
рукой. – Давай не будем разводить пустых разговоров. Бессмысленно все это.
Старика только жалко.
– Если не будем заводить разговоров, то давай
определимся: где сейчас может быть Стрежина? – Макар подвинул к себе
листок бумаги и приготовился рисовать схему.
Бабкин молча раздумывал.
– Ладно, зайдем с другой стороны, – предложил
Илюшин спустя минуту молчания. – Где ее не может быть? Есть у нас такие
места в природе?
– Есть, – оживился Сергей. – Где ее не может
быть, так это…
Зазвонил телефон, и он запнулся.
– На каком-то необитаемом острове, – закончил за
него Макар, поднимаясь с дивана. – Точно. Нам с тобой нужно выяснить одно:
придумала ли Вика историю с выигрышем или нечто подобное и в самом деле имело
место? Как только выясним – поймем, куда идти дальше.
Телефон продолжал звонить, и Илюшин выскочил из комнаты.
«Где она может быть… – повторил про себя Бабкин. –
Черт возьми, да где угодно! В Норильске, на Камчатке, в Мурманске или
Краснодаре. Если она соврала про выигрыш, значит, весело проводит время с
мужиком. А если не соврала…»
Тут Бабкин запнулся, потому что всерьез подобную версию он
не рассматривал. «Если не соврала…»
В комнату вернулся Макар и встал в дверях, напряженно глядя
перед собой. В руке он держал телефонную трубку, из которой доносились короткие
гудки.
– Телефон выключи, – посоветовал Сергей. –
Макар, ты чего? Кто звонил?
Макар перевел на него взгляд, мотнул головой, словно
просыпаясь, и нажал на кнопку. Телефон затих.
– Ну? – скептически поинтересовался Бабкин. –
Долго будешь торчать в дверях? Ау, Макар, ты завис?!
– Завис, – подтвердил тот, приходя в себя. –
И знаешь, почему? Потому что Каморкин дозвонился-таки до отделения. И там ему
сообщили, что Виктория Сергеевна Стрежина три недели назад вылетела на
Соломоновы острова.
Глава 4
Виктория Стрежина
За три недели до описываемых событий
За иллюминатором пенились облака. Вика смотрела на них и не
могла сдержать улыбки: девчонки сейчас наверняка корпели над документами, суетились
из-за капризничающего принтера, спорили, сколько бумаги слопает шредер за один
раз… А она летела – летела, летела! – на необитаемый остров – остров,
остров! Вика пропела это про себя, тихонько засмеялась, и сидящая рядом женщина
с улыбкой посмотрела на нее. Лицо у женщины было славное, и Вика уже открыла
рот, чтобы поделиться своей радостью, но вовремя передумала: не стоит
рассказывать о себе ничего лишнего. Никогда не знаешь, чем это может обернуться
впоследствии. Она вспомнила Нинку и поморщилась. Если ее родители и старшая
сестра и заслуживают благодарности, так только за то, что вдолбили в нее такую
простую истину: не делись ни с кем своими историями, переживаниями и
проблемами. А если делишься – будь готова к тому, что в самый неподходящий момент,
когда ты будешь беззащитна, твоя откровенность ударит по тебе самой.
Вика покачала головой и выкинула мысли о семье из головы.
«Пусть живут как хотят – без меня».
Она представила белую аккуратную гостиницу под пальмами и
снова заулыбалась.
Забавно, что никто не поверил в ее удачу, кроме нее самой.
Дядя отнесся к происходящему скептически, Антошка – настороженно, Ленка –
прохладно. «Подумаешь, две недели на каком-то там острове! Вика, ты сдохнешь от
скуки, – заверяла неромантичная Ленка. – Вот если бы ты выиграла две
недели лучшего в мире дайвинга!» Ленка, приземленная натура, не понимала ничего
в островах. Ничегошеньки.
А вот Вика знала – знала сразу, как только две одинаковые
девушки в уродливых лимонных костюмах бросились к ней с предложением выиграть в
лотерею, – что она непременно что-нибудь выиграет, потому что удача на ее
стороне. Она уже выиграла – вырвавшись из своей семьи, получив отличную работу,
найдя себе друзей, хотя всю предыдущую жизнь была уверена, что с ней никто
никогда не будет дружить… Значит, ей могло повезти и в этот раз. Правда, что
повезет так, даже она сама не ожидала.
Поначалу, когда утихли визги лимонных девушек, она стояла
слегка оторопевшая и не очень понимающая, какие же эмоции испытывает.
Удивление… недоверчивую радость… И лишь потом, когда в ее квартире появился
представительный мужчина с тонкой черной папкой, на которой серебристым
росчерком была выведена непонятная монограмма, и деловито осведомился о том,
как ей предпочтительнее оформлять визу, Вика словно окунулась в счастье, в
восторженное предвкушение оживающей мечты. Настоящей мечты, то есть такой,
которая сбывается сама по себе. Не пришлось достигать ее тяжким трудом, не
пришлось ничем жертвовать, ползти к ней, обдирая колени по дороге. Если бы
пришлось ползти, то это была бы не мечта, а цель, а ставить такую цель Вика не
хотела. Мечта прекраснее цели.