Privatизерша - читать онлайн книгу. Автор: Макс Нарышкин cтр.№ 34

Таксист включил двигатель и повез странного клиента в Хитроу. Очень странный клиент. Прилетел рейсом из Вашингтона, поговорил с кем-то и снова улетает в Вашингтон. Таксист крутил руль и вспоминал, кто по национальности Белл. Это он, кажется, впервые изобрел телефон — Белл. По всему выходило, что американец. Очень странно.

Погода в Базеле установилась отличная. Еще вчера шел мелкий дождь — это в декабре-то! — нудно частил по матерчатым крышам уличных кафе, улицы дышали влагой. К вечеру из-за рассеявшихся облаков выглянуло солнце, но было уже поздно — день катился к вечеру, и влага так и не успела просохнуть. И еще сейчас, в девять часов утра, асфальт был по-прежнему влажен. Воздух пропитался озоном, и от этой удивительно чистой смеси дышалось легко и свободно. И дело даже не в огромном фонтане в центре Базеля, вокруг которого располагалось около полутора десятка лавочек. Дело именно во вчерашнем дожде.

В вечерние часы здесь бывает много народу. Закончившие рабочий день служащие, захватив бутербродов и кофе в термосах, не спеша двигаются к парку, рассаживаются вокруг фонтана, прогуливаются и набираются сил для шествия домой. Хотя торопиться, по сути, незачем, поскольку их жены и дети здесь же, рядом. Около фонтана собираются все, кто живет в центральной части Базеля. Голубей здесь столько, что порою под ними не видно асфальта. Наверное, это хорошо. Пять лет после самой кровавой и беспощадной войны за всю историю человечества приучили Европу к тому, что голуби там, где нет бомбежек. И хотя военная махина Второй мировой войны, дважды прокатившись по Европе — на восток и обратно, проследовала мимо этих краев, эхо ее еще долго носилось по территории крохотной Швейцарии от Шульса на востоке, до Женевы на противоположном конце страны.

По большому счету удивляться нечего. Швейцария давно превратилась в Мекку для магнатов. Аккумуляция невероятных по размерам денежных средств и высокая гарантия их сохранности стали теми характерными привлекательными признаками невозмутимой Швейцарии, как и ее безупречный сыр. Сыр, находящийся за пределами мышеловки, потому такой вкусный и заманчивый.

Тем не менее люди в стране часов живут не торопясь, успевая между тем всюду. Они точно знают, когда нужно обедать, когда склонить голову ко сну, а когда начать перебирать бумаги на столе. Страна точного времени и банков живет по своим, веками установленным правилам. А потому странно было в это время видеть на лавочке скучающего молодого человека, одетого, несомненно, с вызовом. Вызов заключался в том, что любой педантичный до мозга костей житель Базеля, взглянув на одежду мужчины, мог сделать вывод о том, что сидящий на лавочке человек лет тридцати пяти, может, чуть больше, не житель Базеля. Он вообще не житель Швейцарии. Можно было поклясться в том, что если бы этот человек, невозмутимо читающий местный «Цайтунг», скинул свой бежевый плащ, то под ним оказался бы не приталенный по итальянской моде пиджак с массивными подплечниками, а узкоплечий английский, царствующий в мире моды. Костюм между тем, как и плащ, как, впрочем, и обувь, были самого высокого качества, что подтверждало несомненно высокое положение этого человека в обществе.

А посему удивляться тому, что на лавке в центральном парке Базеля сидел американец, не стоило. Наступит вечер, и еще четырнадцать лавочек заполнятся немцами, англичанами, австрияками и даже азиатами. Еще тридцать лет назад такое вряд ли было возможно, но Швейцария — свободная страна, и она, как и все, склонна к переменам. Неизменным здесь остается лишь точное время и точные суммы.

Начитавшись вдоволь хроник Базеля, американец вздохнул, потянулся — эти янки чувствуют себя везде, как у себя на ранчо в Техасе, дотянулся до урны и баскетбольным жестом направил туда скомканную газету. Восхититься такому бесшабашному жесту было некому — из пятнадцати занятыми были только три лавочки, да и те находились по ту сторону фонтана.

Вскоре, однако, появился еще один интересный мужчина. Поди, угадай, кто это — финансовый магнат из Чикаго, приехавший сверить счета, или из того же Чикаго гангстер, прибывший в Базель за тем же. Америка, она тоже свободная страна.

Дойдя до лавки с более молодым, чем он, мужчиной, незнакомец сбавил ход. В отличие от того, перед кем он сейчас остановился, лет ему было под шестьдесят. И он не имел привычки зачесывать волосы назад. Они спадали на его плечи седыми прядями, и любой европеец ужаснулся бы тому, насколько Америка свободная страна даже в плане выбора причесок. Какой уважающий себя аккуратист допустит, чтобы волосы его находились в таком беспорядке?

— Разрешите присесть? — приподняв шляпу, поинтересовался только что прибывший.

— Это свободная страна, — пожав плечами, заметил его молодой собеседник. Кажется, выражение «свободная страна» здесь не произносит только немой.

— Свободная от чего?

— От предрассудков.

Мужчина поправил на голове волосы, аккуратно присел в полуметре от скупого на слова соотечественника и уставился куда-то пустым взглядом.

— У меня такое впечатление, что вы нервничаете, мистер Перриш.

Седовласый дернул подбородком и хрустнул пальцами.

— А вы бы на моем месте не нервничали?

— Я на вашем месте сейчас и нахожусь, — бросил молодой человек и положил руку на спинку лавочки так, чтобы можно было непринужденно сидеть. — Чем мое место отличается от вашего? Я — гражданин России, вы, наоборот, Америки.

— Наоборот?

— А разве не так? Было бы иначе, мы бы не сидели на этой лавке, словно в ожидании укуса ос. Между тем сидим, потому что имеем интерес к вопросу, сведшему нас. Я рискую в любой момент оказаться в руках СВР, и ваше положение в этом смысле совершенно идентично моему. Вы компрометируете себя, как посол, тем, что встречаетесь с русским в незапланированном протоколом месте, я — что встречаюсь с американским послом, в принципе. Согласитесь, для разведок двух стран мы — лакомые кусочки. Причем для разведок своих стран.

И молодой человек, молодой только по отношению к собеседнику, поскольку «что-то около сорока» — возраст не юношеский, — закинув ногу на ногу, обвел взглядом парк.

— Нас свел один вопрос, и разрешить его мы должны немедленно. Вас заставила прийти сюда любовь к девочкам. Иначе говоря, посольское самосознание проснулось в вас лишь после того, как я показал вам головокружительные фото с минетами. Вас воодушевило на встречу исключительно созерцание собственного нагого тела, опутанного языками, руками и ногами маленьких блудниц из публичного дома на Генрихштрассе.

— Послушайте, мистер Корсби, — раздраженно забормотал Перриш, — вы обещали забыть об этом сразу…

— Сразу после того, как пойму целесообразность своего общения с вами. Но пока я не нахожу причин, которые заставили бы мою исключительную память похоронить в себе те веселые картинки, где шестнадцатилетние проститутки пытаются выпрямить ваш непослушный член.

— Мистер Корсби…

— Я могу разрушить всю вашу жизнь в течение нескольких дней, — продолжал молодой янки, покачивая ногой и отстукивая пальцами на своем колене марш. — Одно поддающееся дешифровке ЦРУ сообщение — и вы в обороте спецслужб США. Небольшая бандероль в Манхэттен, где адресатом указана ваша жена, — и вы в разводе. Дети вас проклянут, жена оставит, и остаток жизни вы будете коротать в тюрьме штата, отбывая лет двадцать из тридцати оставшихся, за решеткой. А все почему? Потому что вы совершили две ошибки. Сходили в бардак и отказались работать со мной. Есть между нами еще одно, что нас разнит, но стоит ли говорить мне вам об этом, если вы и малого не замечаете?