Реджи пожал плечами:
— Когда воссоздаешь походы Александра Македонского или римских легионов в розарии, без жертв не обойтись. Так устроены войны. Под натиском вооруженных отрядов не устоять даже самым крепким бутонам.
Кэсси засмеялась:
— В дни моей юности парк наших родителей постоянно нес такой же урон. Мы с братьями и кузенами вечно ухитрялись уничтожить какое-нибудь прихотливое растение, над которым годами корпел садовник. Признаться, и мы с сестрой вели себя не лучше мальчишек. — Она ослепительно улыбнулась. — Так что я не прочь увидеть, где вы играли в детстве.
— Прекрасно. — Гвен перевела взгляд с новой подруги на Реджи и обратно. — Встретимся в холле. — Она улыбнулась и заспешила по дорожке к дому.
— Милая, правда? — Кэсси проводила ее взглядом.
— По виду не скажешь, но Гвен — на редкость сильная женщина. — В голосе Реджи прозвучало восхищение.
— Да, она упоминала, что когда-то была бедна и служила гувернанткой.
— После смерти отца она осталась, без единого гроша. Титул и поместье отошли к ее кузену.
— К лорду Таунсенду? Реджи кивнул:
— Гвен не пожелала быть приживалкой в собственном доме, решила найти свое место в жизни, поступила в гувернантки и уехала в Америку. Вскоре выяснилось, что это занятие не для нее. А через пять лет Гвен вернулась в Англию за наследством и стала женой Маркуса.
— Ясно, — кивнула Кэсси.
— Почти все детство Гвен провела в пансионе для девочек. Учителя заменили ей родных. То, что теперь Гвен пытается наладить отношения с родными, о многом говорит. Например, о том, как она преуспела в жизни. — Он улыбнулся и указал на дорожку: — Идем?
Несколько минут они шагали молча. Поразмыслив, Кэсси спросила:
— Ей очень повезло, да?
— Да, все закончилось удачно, — кивнул Реджи.
— Наверное, это ужасно — иметь семью, положение в обществе, состояние — и вдруг лишиться всего по вине законов о наследовании.
— Пожалуй, — согласился Реджи.
— Лорд Беркли, почему женщинам живется так тяжело? Почему девушки, воспитанные в определенном кругу, вдруг теряют все, на что рассчитывали и что имели, только потому, что у них умирают отцы?
— Не знаю. — В глазах Реджи вспыхнуло любопытство. — Признаться, я об этом никогда не задумывался.
— А надо бы! — решительно заявила она. — Всем нам! Это несправедливо — сначала готовить молодую женщину вроде Гвен или меня к достойной жизни, а потом грубо лишать всех благ просто потому, что по закону наследником может быть только мужчина! Что им остается, милорд, этим несчастным девушкам?
— Э-э… — Он замялся. — Выйти замуж. Кэсси презрительно фыркнула:
— Вам доподлинно известно, что это нелегко. Решить выйти замуж — еще не значит найти себе пару. Я уже убедилась, что неудачный брак хуже, чем одиночество. И раз уж мы говорим начистоту, если девушка осталась без Гроша, у нее нет ни единого шанса выйти замуж за достойного человека. Исключение составляют ослепительные красавицы, у которых хватает средств, чтобы следить за собой. А что прикажете делать остальным?
— Становиться гувернантками по примеру Гвен? — с надеждой спросил Реджи.
— Ладить с детьми умеют далеко не все. — Она покачала головой и двинулась дальше по дорожке, рассуждая вслух: — Воспитание оказывает юным английским аристократкам медвежью услугу. Они умеют делать реверансы и вести хозяйство, но если на карту поставлена сама жизнь, они беспомощны. — Она распрямила плечи. — Кто-то должен встать на их защиту.
— Вы, к примеру, занялись делом, — напомнил Реджи. — И, судя по вашим гонорарам, процветаете.
— Да, но у меня есть крыша над головой и еда. И потом, мне платят в первую очередь за мое положение в обществе. Не принадлежи я к семье Эффингтонов, спрос на мою работу был бы значительно ниже.
— Но у вас явный талант.
— И тем не менее иллюзий насчет своего успеха я не питаю. И навыков выживания у меня тоже нет. Без родных и фамилии я — ничто.
— А я подозреваю, мисс Эффингтон, что вы способны добиться всего, чего захотите.
Она нерешительно улыбнулась:
— Гвен права, вы невозможно обаятельны. Он скромно пожал плечами:
— Стараюсь изо всех сил.
Кэсси сама взяла Реджи под руку, не обращая внимания на его удивленный взгляд, и они зашагали дальше, мимо самшитовых изгородей и розовых кустов. Кэсси не уставала удивляться тому, как непринужденно чувствует себя рядом со спутником, несмотря на все напряжение первых минут. С другой стороны, странно, что его присутствие порой нервирует ее. Еще ни один мужчина не пробуждал в ней неуверенности в себе. Кроме Беркли.
— Вижу, у вас большая практика, лорд Беркли.
— Отнюдь. — Он шевельнул бровями. — Талант достался мне от природы.
Она рассмеялась.
— А еще я считаю, что вам пора звать меня Реджи. Или Реджинальд, поскольку свое уменьшительное имя я не выношу. Но когда меня зовут Реджинальдом, так и кажется, что меня ждет наказание — чаще всего заслуженное. Так что приходится зваться Реджи. А вы со мной согласны?
Кэсси серьезно закивала:
— Определенно.
— Вот и хорошо. Но по имени меня зовут только друзья.
— О, мы с вами тоже дружим, милорд… то есть Реджи, — заверила она. — А меня друзья называют Кассандрой или Кэсси. — Она улыбнулась. — С наказаниями для меня связаны оба имени.
— Лучше Кассандра. Это имя вам идет. Кажется, Кассандра была греческой прорицательницей. Это не ее проклял Аполлон — сделал так, чтобы люди не верили ее пророчествам?
Кэсси кивнула:
— Да, за то, что Кассандра отказала ему. — И она невинным тоном добавила: — Мне говорили, что это имя по-гречески означает «смущающая мужчин».
— В таком случае я прав: это имя создано для вас.
— А вы смущены, Реджи?
— Дорогая моя Кассандра, я пребываю в смущении с тех пор, как познакомился с вами.
— Почему?
— Сам не знаю, — он заглянул ей в глаза, — в этом и заключается суть смущения. Кэсси потянулась к его щеке.
— Больно было?
Он накрыл ее ладонь своей и подтвердил торжественно, но с насмешливым блеском в глазах:
— Да. Кэсси рассмеялась:
— Неправда.
— Вы глубоко ранили меня. — Он приложил ее ладонь к своей груди, и Кэсси ощутила сквозь ткань биение сердца. — Сюда.
— Это неприлично. — Она уперлась другой ладонью ему в грудь. Ее сердце ускорило бег.
— Верно. — Реджи прищурился. — Что вы затеяли, Кассандра — смущающая мужчин?
— А разве вы сейчас смущены, Реджи? — Ее голос прозвучал низко и обольстительно, так что Кэсси даже не узнала его.