Улица Теней, 77 - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 65

Этого никак не могло быть, но было. Но консьержу по роду своей деятельности полагалось не пасовать перед неожиданностями, принимать вызов, оценивать происходящее и как можно быстрее выправлять ситуацию. У Падмини пересохло во рту, гулко билось сердце, но голова оставалась ясной, а сердце — решительным.

Когда Падмини осознала, что за дверьми и окнами более не горят огни улицы Теней, она пересекла вестибюль, морщась от жуткого состояния мраморного пола, вышла за дверь, на крыльцо. В козырьке от «Тиффани» горели лишь несколько ламп. Дождь прекратился. Небо полностью очистилось от облаков. Температура поднялась на десять, а то и на пятнадцать градусов в сравнении с декабрьской ночью. Улица, дома, построенные рядом с «Пендлтоном», город — все исчезло.

В лунном свете земля в радиусе ярдов пятидесяти выглядела абсолютно голой, как поверхность Луны, а дальше, даже в безветрии ночи, покачивалась фосфоресцирующая светло-зеленая трава, ритмично, вперед-назад.

Пронзительный крик, донесшийся из темноты, позволил Падмини вовремя повернуть голову, и она видела что-то бледное и странное, летящее ей в лицо. До этого она и не осознавала, что держит в правой руке вилку, которой ела вкуснейший уттапам, приготовленный тетей Анупамой. Собственно, она сжимала вилку с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Выставила вилку перед собой и остановила нападавшего на расстоянии вытянутой руки, воткнув зубцы в лоб летящей твари, весом фунта в три, с кожистыми крыльями и сверкающими глазами на безволосой морде кошки, но с клювом птицы. Вилка оборвала крик, тварь сорвалась с нее и перевернулась в воздухе, прежде чем рухнуть на землю.

Падмини попятилась из ночи в вестибюль «Пендлтона».

Когда консьерж сидел за стойкой в вестибюле, входные двери никогда не запирались. Падмини, однако, их заперла.

* * *

Микки Дайм

По северной лестнице, состояние которой не отличалось от коридора подвала, Микки поднялся на третий этаж. Он не знал, что с этим делать. Не мог изменить сложившуюся ситуацию, кого-то убив. А если бы мог, это не имело значения, потому что он не знал, кого надо убить, чтобы все вернулось на круги своя. Помимо Джерри и Клика, потенциальных жертв выбирали люди, чьих лиц он никогда не видел. И до того момента, как позвонит телефон и ему назовут имя, не оставалось ничего другого, как пребывать в этих жутких условиях.

Он увидел еще один пульсирующий синим экран в углу под потолком, расположенный так, чтобы держать под наблюдением и западный, и северный коридоры. Микки решил, что механический голос очень уж самодовольный. На этот раз он успел произнести лишь: «Взрослый мужчина», прежде чем Микки пулей разнес экран.

У квартиры «3-Г» он уже собрался нажать на кнопку звонка. Возможно, сенатор Эрл Блэндон знал, кого нужно убить, чтобы привести все в норму. Матери Микки сенатор нравился. Она говорила, что вина сенатора только в одном: он вытеснял своих врагов из бизнеса и политики, а ему следовало вытеснять их из жизни. Люди, которые только разорены или лишены политической трибуны, по-прежнему могли строить козни. В последний момент Микки решил, что советоваться с сенатором — идея не из лучших.

Когда он проходил мимо квартиры «3-Д», заговорил еще один чертов синий телевизор, за его квартирой, около грузового лифта: «Взрослый мужчина. Каш…»

Микки выстрелил, экран потух, и пока эхо выстрела еще отдавалось от стен, кто-то, находящийся за спиной, позвал его: «Мистер Дайм».

Оглянувшись, он увидел Бейли Хокса, стоящего среди осколков первого телевизора. Они знали друг друга, при встрече здоровались, ничего больше. Хокс раньше служил в армии. Можно сказать, был стрелком, и Микки подозревал, что Хокс мог распознать в нем стрелка. Он не доверял Хоксу. После смерти матери он никому не доверял. Несколькими часами ранее его пытался убить собственный брат. Микки не находил причин, по которым и Хоксу не захочется его убить.

— Нас восемь в квартире сестер Капп. Мы собираемся обойти весь дом, этаж за этажом, чтобы собрать всех.

— На меня не рассчитывайте, — Микки отвернулся и зашагал к своей квартире.

— Мистер Дайм! Что бы ни случилось, мы должны держаться вместе.

— Сильный действует, слабый реагирует, — ответил Микки.

— Что вы сказали?

— Что идет вверх, не может идти вниз, если определиться, что такое низ.

Это сказала не мать. Микки придумал эту фразу в десять лет, надеясь порадовать ее. Он думал, что фраза хороша, но она на двадцать четыре часа заперла его в чулан без еды и питья, с одной лишь банкой, чтобы справлять нужду. Тогда он понял, какова темнота на ощупь. Также понял, что он не философ и не литературный критик.

Хокс вновь позвал его, но Микки не ответил и не оглянулся.

Дверь в свою квартиру нашел открытой. Выключатель не работал. Микки увидел то ли плесень, то ли мох. На стенах, на потолке, везде. Комнаты купались в грязно-желтом свете. Микки разозлился. Действительно разозлился.

Мебель исчезла. Никто не мог все украсть за короткий период его отсутствия. Он не понимал, что происходит.

Стоял в спальне, с пистолетом в руке, но стрелять было не в кого. Эта новая реальность, эта плохая реальность, окружала его, а ему требовалось взять ее под контроль. Что мать подразумевала, говоря «надеть ошейник»? Что подразумевала, говоря «взять на поводок»? Тогда все звучало так мудро, так правильно. Но реальность — не собака, которую можно схватить за загривок.

При жизни матери все восхищались ее интеллектом. Конечно же, она не могла ошибаться. Все дело в нем, Микки. Ему не хватало ума, чтобы понять смысл ее слов.

Он чувствовал, что должен об этом подумать. Может, ему стоит закрыться в чулане на двадцать четыре часа, захватив с собой только банку, чтобы справлять нужду. Может, там он сообразит, что к чему, а лучшая реальность за это время вернется, заменив нынешнюю плохую. Может. Но у него даже банки не было.

* * *

Хулиан Санчес

Большинство людей жили в бурной реке образов, постоянно пребывающей в фазе наводнения, переполненной потоками света, обычно сливающимися в гармонии, изредка хаотически перемешивающимися, и люди плыли в этих потоках, практически не задумываясь о том, как эти потоки воздействуют на мысли и формируют бытие, начиная от истока-рождения до дельты-старости. Если взять весь объем информации, поступающей в мозг, то половина поступает через глаза, а вторая — через все другие органы чувств.

Пробыв сорок лет в глубочайшей ночи, Хулиан Санчес узнавал мир главным образом по форме и текстуре, скользя по поверхностям предметов чувственными подушечками пальцев, и по непрерывной музыке жизни, которая иногда состояла из аритмичной дроби, выбиваемой дождем по стеклу, а в других случаях превращалась в симфонию городской улицы. Он так хорошо чувствовал звук, что частенько мог поймать жужжащую муху, которая слишком уж донимала его.

Хулиан стоял на кухне своей квартиры, «1-А», пил кофе из кружки, прислушиваясь к бушующей за окном грозе, когда со всех сторон поднялся электронный визг, какого раньше ему слышать не доводилось, и пару этому визгу в какой-то момент составил подземный гул, который раздавался и днем: тогда Хулиан даже позвонил на пост службы безопасности, чтобы узнать причину.