Город святых и безумцев - читать онлайн книгу. Автор: Джефф Вандермеер cтр.№ 102

Бристлвинг стоял на коленях, аккуратно пристраивая на подставке рядом с граммофоном пластинки. Он уже стер со стекла скопившиеся за ночь микофиты. Результаты его уборки валялись на тротуаре съежившимися комьями красного, зеленого и голубого. От этих останков исходил кислый запах, но через час или два дождь все смоет.

Увидев хозяина, Бристлвинг помахал и дюйм за дюймом, постепенно вытащил свое жилистое тело из витрины. Мгновение спустя, прикрывая голову от дождя газетой, он уже отпирал огромный висячий замок на решетке перед дверью. Его губы были сложены в привычную лаконичную ухмылку, которая сама по себе являла досужему взору любопытные окаменелости — спасибо уличному дантисту. Когда ключ вышел из замка, вместе с ним вывалились и, покатившись, остановились на мокром тротуаре несколько похожих на пуговицы бешенокрасных грибков.

Бристлвинг был неряшливым подвижным человечком, от которого пахло сигарным дымом и который часто исчезал на несколько дней к ряду. Сплетни про кутежи с проститутками и недельные прогулки на рыбалку вниз по реке Моль роились вокруг Бристлвинга, но на него не садились. Хоэгботтону было не по карману нанять более надежного помощника.

— Утречка, — сказал Бристлвинг.

— Доброе утро, — ответил Хоэгботтон. — Какие-нибудь покупатели вчера вечером были?

— Ничего денежного… — Стоило Бристлвингу увидеть клетку, его улыбка исчезла. — А! Вижу, вы кое-что принесли.

Ставя клетку перед Бристлвингом, Хоэгботтон свободной рукой забрал у него связку ключей.

— Просто поставьте ее в контору. Книги описей обновлены?

Рука у Хоэгботтона еще зудела в том месте, где рисунок ручки клеймом отпечатался у него на ладони.

— Разумеется, все сверено, — сказал Бристлвинг, чопорно отворачиваясь и подбирая свою ношу.

Путь в контору Хоэгботтона в задней части магазинчика затруднял лабиринт предметов, от которого исходило затхло-металлически-гнилостно-пыльный запах, впрочем, для самого владельца он был лучше тончайших духов. Этот запах древности оправдывал в его глазах его товары не меньше, чем документы об их подлинности. Что посетители, пробираясь по вечно меняющимся тропам, спотыкались и зачастую терялись, не имело для него ровным счетом никакого значения. Семейная мудрость гласила, что если загнать покупателя в угол, у него не остается иного выбора, кроме как купить хоть что-нибудь из штабелей стульев, зонтов, часов, ручек, удочек, одежды, эмалированных шкатулок, вешалок из оленьих рогов, гипсовых ящериц, изящных зеркал из стекла и меди, очков для чтения, труффидианских икон, досок для костей из носовой кости, моделей кораблей, старых медалей, клинков в трости, музыкальных шкатулок и прочих обломков чужих жизней и далеких мест. Хоэгботтону нравилось думать, что, прицениваясь к самому обыкновенному обеденному сервизу, покупатель может столкнуться нос к носу с раздутыми ноздрями и любопытным языком эротической маски племени скаму. Непреодолимое ощущение тайной истории этих предметов иногда приводило его в состояние подобное трансу. Счастье, что Ребекка, сама испытывая его с младых ногтей, разделяла это чувство.

Покупателю, преодолевшему это болото сокровищ, контора Хоэгботтона открывалась оазисом скудости. Пять шагов вели к плотной ковровой дорожке (алой с золотой нитью, купленной у старого театра Треноди Ларкспур незадолго до того, как он сгорел дотла) и простому письменному столу розового дерева, единственным украшением которого служили ножки, вырезанные в виде щупальцев кальмара. Кресло, два верстака у дальней стены и диван для посетителей — вот, собственно, и вся обстановка. Слева располагались две двери. Одна вела в недавно оборудованную личную ванную, другая в святая святых Хоэгботтона.

Стол скрывался под упорядоченным хаосом из инвентарных книг, россыпи перьевых ручек, промокательной и писчей бумаги с оттиснутым на ней вензелем «ХиС», папок с накладными, металлической почтовой капсулы со свернутым внутри листком бумаги, срезом оранжевого гриба в бумажном пакетике, раковины, которую он нашел, когда его в возрасте шести лет возили на каникулы на Южные острова, и последнего издания «Фрэнкрайта и Льюдена», монографии «Тайна Цинсория» Блейка Клокмура. Дагерротипы Ребекки, его брата Стивена (теперь потерянного для семьи после того, как по чудовищному, но исторически распространенному капризу он записался в кавалерию Халифа) и его матери Гертруды на газоне перед чьим-то особняком в Морроу привносили личные нотки.

Бристлвинг уже убрался с глаз долой: Хоэгботтон слышал, как он вытаскивает какой-то ценный хлам из-за батареи старых книжных шкафов, доверху заставленных треснувшими цветочными горшками. Клетка же стояла на приставном столике у письменного стола, точно ей тут самое место.

Хоэгботтон повесил плащ на одну из шести вешалок, подобно солдатам выстроившихся в дальнем углу конторы. Потом взял гроссбух с описью за вчерашний день и с ним прошел к двери, ведущей в комнату рядом с ванной. Дверь была очень старой, источенной червями и утыканной старыми металлическими символами, которые Хоэгботтон забрал из заброшенной часовни мэнзиитов.

Отперев дверь, Хоэгботтон вошел внутрь. Дверь беззвучно за ним закрылась, и он остался один. Комната купалась в желтоватом свете от прибитой к дальней стене старомодной лампы на кальмаровом масле.

Ничто на первый взгляд не отличало эту комнату от любой другой. В ней стоял усталого вида обеденный стол, вокруг которого прикорнули четыре потертых стула. По одну руку на шифоньере с зеркалом, игравшем роль буфета, стояли тарелки, чашки, миски и столовые приборы. Зеркало пошло прожилками багрянистых микофитов, которые умудрились забраться в крошечные трещинки на стекле. Хоэгботтон тревожился, что во время какой-нибудь еженедельной инспекции магазина агенты капана могут конфисковать зеркало, но они не обращали на него внимания, быть может, распознав его возраст и то, что сами микофиты покрылись плесенью.

Стол был накрыт на троих, поблекшие салфетки брошены кое-как. На середине стола лежал лист бумаги с выцветшими словами, такой старый, что казалось, от малейшего прикосновения рассыплется в пыль. Рядом с пустым местом против четвертого стула стояла до половины полная бутылка портвейна.

По недавно установленной традиции Хоэгботтон каждый день устраивался здесь просматривать инвентарные книги. Эти переплетенные в красную кожу книги ввозились из Морроу. Кремоватые страницы были тонкими, как папиросная бумага, чтобы в книгу вошло как можно больше листов. Две книги, которые Хоэгботтон взял с собой, представляли собой описи за последние три месяца. Шестнадцать других, столь же массивных и громоздких, были завернуты в одеяло и надежно спрятаны под половицами в конторе. (Два отдельных блокнота для записей прискорбных, но необходимых сделок с Ангдомом и Слэттери, соответственно, желтый и коричневый, валялись в незапирающемся ящике письменного стола.)

Вчера был пустой день: продано только пять предметов два из них — граммофонные пластинки. Он нахмурился, прочтя занесенное Бристлвингом описание покупателей: «Низенькая дама с палкой. Имя не назвала» и «Больного вида мужчина. Целую вечность не мог решить, чего хочет. И, потратив столько времени, купил одну пластинку». Бристлвинг не уважал систематичность. В противовес его каракулям типично хоэгботтоновское описание покупателя казалось отчетом следователя: «Мисс Глиссардра Бекл, Ист Манрейл Мьюз 4232, под пятьдесят лет. Серебристо-седые волосы. Поразительные голубые глаза. Одета в дорогое зеленое платье, но дешевые черные туфли, потертые. Настаивала на том, чтобы назвать меня „мистер Хоэгботтон“. Осмотрела очень дорогую окситанскую вазу и положительно высказалась насчет костяной заколки для волос, жемчужной табакерки и часов, которые некогда носил один выдающийся труффидианский священник. Купила, однако, только заколку для волос».