Корелли стоял у широкого окна, разглядывая гавань и панораму
города. Он был поглощен созерцанием акварельных мазков на синем фоне — парусов
и мачт, качавшихся на волнах. Облаченный в белый шелковый костюм, он вертел в
руке мороженое, поедая шарик с волчьей жадностью. Я кашлянул, и патрон
обернулся, сияя довольной улыбкой.
— Восхитительный вид, вы не находите? — спросил
Корелли.
Я кивнул, побелев как полотно.
— Вас впечатляет высота?
— Я животное наземное, — отвечал я, стараясь
держаться на разумном расстоянии от окна.
— Я позволил себе купить билеты на поездку туда и обратно, —
сообщил он.
— Очень любезно с вашей стороны.
Я последовал за ним к сходням, по которым люди поднимались в
подвесные кабины, болтавшиеся в пустоте на высоте почти сотни метров, что лично
мне казалось сущей дикостью.
— Как прошла неделя, Мартин?
— За чтением.
Он бросил на меня мимолетный взгляд.
— Судя по вашему утомленному виду, читали вы не
господина Александра Дюма.
— Скорее собрание сочинений замшелых академиков и их
цементную прозу.
— О, интеллектуалов! А вы желали, чтобы я заключил
договор с одним из них. Почему, любопытно, чем меньше у человека есть что
сказать, с тем большей напыщенностью и педантизмом он излагает свои скудные
мысли? — вопросил Корелли. — Кого они хотят обмануть, весь мир или
самих себя?
— Вероятно, и то и другое.
Патрон вручил мне билеты и пропустил вперед. Я протянул
билеты служителю, придерживавшему открытую дверцу кабины. Забравшись в
воздушную карету без всякого воодушевления, я решил застолбить место
посередине, как можно дальше от застекленных окошек. Корелли лучился улыбкой,
как восторженный ребенок.
— Возможно, отчасти ваша проблема заключается в том,
что вы читали комментаторов, а не первоисточники. Распространенная ошибка,
однако фатальная, если вы хотите узнать нечто полезное, — заметил Корелли.
Дверцы кабины закрылись, и сильный рывок вывел нас на
орбиту. Я вцепился в железный поручень и сделал глубокий вдох.
— Подозреваю, что ученые и теоретики не внушают вам
доверия, — сказал я.
— Я никому не доверяю, Мартин, а особенно тем, кто
канонизирует сам себя или друг друга. Теория суть практика немощных. Мой совет,
уберите с глаз долой энциклопедистов с их писаниной и обратитесь к истокам.
Признайтесь, вы читали Библию?
Я колебался с ответом. Кабина скользила в вакууме. Я
уставился в пол.
— Допустим, отрывочно, — пробормотал я.
— Так я и думал. Почти все так делают. Серьезная
ошибка. Каждый должен прочесть Библию. Читать и перечитывать. Верующий человек
или нет, не важно. Я перечитываю Библию один раз в год как минимум. Это моя
любимая книга.
— А вы верующий или скептик? — поинтересовался я.
— Я профессионал. И вы тоже. То, во что мы верим, никак
не влияет на результаты нашей работы. Вера или неверие есть проявления
малодушия. Можно знать или не знать, точка.
— Тогда я, пожалуй, не знаю ничего.
— Следуйте в этом направлении, и вы повторите путь
великого философа. А между делом прочитайте Библию от корки до корки. Это одна
из самых грандиозных историй, когда-либо рассказанных на свете. И не совершите
ошибки, спутав Слово Божие с индустрией культа, которая существует за счет него.
Чем больше времени я проводил в обществе издателя, тем
меньше понимал его.
— Кажется, я запутался. Мы ведем речь о легендах и
сказаниях, а теперь вы утверждаете, что я должен воспринимать Библию как Слово
Божие?
Тень нетерпения и раздражения затуманила его взгляд.
— Я говорю в переносном смысле. Бог не болтлив. Слова
попусту тратит человек.
Патрон улыбнулся мне, как обычно улыбаются ребенку, который
не способен уразуметь элементарные вещи, — улыбаются, чтобы не надавать
подзатыльников. Глядя на него, я сообразил, что совершенно невозможно понять,
когда издатель говорит серьезно, а когда шутит. Как невозможно догадаться и о
подлинной цели фантастического проекта, за который он платит мне жалованье,
достойное правящего монарха. Ко всем бедам кабина канатной дороги раскачивалась
на ветру, как яблоко на ветке дерева в бурю. Никогда в жизни я так горячо не
соглашался с Исааком Ньютоном.
— А вы трусишка, Мартин. Механизм абсолютно надежен.
— Я поверю этому, когда вновь почувствую твердую землю
под ногами.
Мы приближались к промежуточному пункту нашего путешествия —
башне Сан-Жауме, высившейся на пристани, ближайшей к зданию таможни.
— Вы не против, если мы сойдем здесь? — спросил я.
Корелли пожал плечами и неохотно согласился. Я вздохнул
свободно, лишь очутившись в лифте башни и услышав, как он коснулся земли. Выйдя
на набережную, мы нашли скамейку с видом на акваторию порта и гору Монтжуик и
сели, глядя на канатную дорогу, парившую в высоте, — я с чувством
глубокого облегчения, а Корелли с сожалением.
— Поделитесь своими первыми впечатлениями. Какие мысли
появились у вас после того, как вы посвятили несколько дней чтению и изучению
предмета.
Я принялся подводить итоги, суммируя все, что узнал, по
моему разумению, и чего не узнал за последние дни. Издатель слушал внимательно,
кивая и жестикулируя. По завершении моего ученого доклада о мифах и верованиях
человеческого существа Корелли заявил с уверенностью:
— Думаю, вы сделали превосходное обобщение. Вы не нашли
пресловутую иголку в стоге сена и поняли: единственно ценное, что есть на этом
сеновале, — та проклятая булавка, а все остальное — корм ослам. Кстати, об
ослах, вам нравятся басни?
— В детстве я месяца два хотел быть Эзопом.
— Все мы расстаемся с большими надеждами по пути.
— А кем вы хотели быть в детстве, сеньор Корелли?
— Богом.
Его улыбка шакала стерла мою в мгновение ока.
— Мартин, басни, возможно, являются одним из самых
любопытных литературных механизмов, изобретенных до сих пор. Знаете, чему они
нас учат?
— Морали?
— Нет, они наглядно демонстрируют, что человеческие
существа воспринимают и усваивают идеи и понятия с помощью рассказов,
занимательных историй, а не научных лекций и теоретических рассуждений. И этот
тезис подтверждают все значительные религиозные тексты. Все они представляют
собой повествование, где есть сюжет и персонажи, которым приходится
сталкиваться с жизнью, преодолевая разнообразные препятствия. Есть герои,
ступившие на путь духовного обогащения, отмеченный соблазнами, терниями и
озарениями. Все священные книги прежде всего — эпические сказания. Причем их
фабула затрагивает основные свойства человеческой природы, помещая их в
нравственной контекст, то есть рассматривает в рамках определенных догматов о
сверхъестественном. Я доволен, что вы провели гнусную неделю, читая
диссертации, трактаты, отзывы и комментарии. Ибо теперь вы осознали в полной
мере, что ничему они научить не могут, поскольку сами фактически являются
ученическими упражнениями, вольными или невольными попытками что-то понять, обычно,
впрочем, безуспешными. Но хватит научных штудий. Я хочу, чтобы с этого момента
вы приступили к чтению сказок братьев Гримм, трагедий Эсхила, Рамаяны и
кельтских легенд. Прочтите их самостоятельно. Я хочу, чтобы вы
проанализировали, как работают эти тексты, как изложена основная идея и почему
эти произведения вызывают эмоциональный отклик. Я хочу, чтобы вы обратили
внимание на структуру, форму, оставив в покое мораль. И я хочу, чтобы через
две-три недели вы показали мне уже что-то собственного сочинения, начало
истории. Я хочу, чтобы вы заставили верить в меня.