Шайлер открыла папку, и из нее выпало несколько газетных
вырезок. Они с Оливером просмотрели вырезки.
— Кто такая Мэгги Стэнфорд?
— Девушка Голубой крови. Она исчезла. Мы понятия не имели,
что ее принудительно поместили в психиатрическую лечебницу. Врачи Красной крови
решили, что у нее психическое заболевание, но на самом деле это были
свидетельства искажения под воздействием Серебряной крови. Она стала жертвой.
Лоуренс постучал по бумагам сигарой.
— После того как Мэгги так и не нашли, мы с Корделией
поняли, что за этим стоит Серебряная кровь. Но нам не удалось это доказать.
Тогда мы решили разъехаться, чтобы я мог продолжать расследование, а Комитет не
знал об этом. Присцилла говорила мне, что она обнаружила в архивах нечто такое,
что прольет свет на их действия, но я просмотрел эту папку. Здесь нет ничего
такого, что я не видел бы ранее.
— А что происходило после случая с Мэгги? — спросила Шайлер,
отметив про себя, какой красивой выглядела юная дебютантка на фотографии.
— Ничего. Серебряная кровь вновь отступила в тень. И так
продолжалось до прошлого года, до того момента, когда была убита Эгги
Карондоле. А после Эгги уже четыре юных представителя Голубой крови были убиты
в начале периода трансформации. Четыре. Столько жертв не бывало со времен
Роанока. Это означает, что они сделались сильнее и увереннее в себе. Однако же
самое тревожное во всем этом — смерть Присциллы. Раз они одолели вампира в
расцвете сил, значит, их мощь возросла. Они становятся более агрессивными.
Комитет должен осознать опасность. Мы не можем больше сидеть и дожидаться, пока
Князь Серебряной крови двинет на нас свои силы и перебьет по одному.
— Ты вправду думаешь, что Люцифер вернулся? — спросила
Шайлер.
Несколько долгих мгновений Лоуренс молчал. Его сигара
разгорелась; столбик пепла на ее конце делался все длиннее и длиннее, пока, в
конце концов, не упал, опалив обюссонский ковер и оставив небольшую дырочку.
— А, черт! — ругнулся Лоуренс. — Корделия никогда мне этого
не простит. Она не разрешала мне курить в доме.
— Дедушка, ты не ответил на мой вопрос, — резко произнесла
Шайлер.
— Возможно, на него не нужно отвечать, — нервно произнес
Оливер.
От этих разговоров про Серебряную кровь и Люцифера его
начинало мутить. Возможно, не стоило ему пить столько горячего шоколада или
съедать пятую булочку.
— Только самый могущественный из Серебряной крови мог
произвести обширные разрушения в таком защищенном месте, — вымолвил, в конце
концов, Лоуренс.
— Защищенном?
— Хранилище истории — одна из самых надежных наших
цитаделей. Она окружена заклинаниями, защищающими от вторжения, не
пропускающими мерзость. И то, что эти заклинания не сработали, — зловещий
сигнал для всех нас.
— Что ты собираешься делать? — спросила Шайлер.
— Единственное, что я могу сделать, — призвать к открытому
голосованию. Пора выбрать другого Региса вместо Михаила.
Глава 39
Они спорили о ней. Сквозь туман, порожденный морфием, Блисс
слышала, как отец и Чарльз Форс спорят о ней за дверью больничной палаты. Что
случилось?
Блисс смутно помнила черный с фиолетовым отливом огонь, от
которого всю библиотеку затянуло густым, непроглядным дымом, и она знала, что с
ней произошло нечто плохое. У нее была перевязана шея. Ее укусили? Серебряная
кровь? От этой мысли ее лоб покрылся испариной. Если на нее напала мерзость, почему
она еще жива?
Блисс попыталась поднести руки к шее, потрогать рану, но те
не подчинялись. Девушка запаниковала, но потом сообразила, что руки у нее
привязаны к столбикам кровати. Почему?
Палата была роскошной, словно гостиничный номер люкс, с
современной белой пластиковой мебелью; эта мебель была хорошо знакома Блисс.
Она находилась в клинике доктора Пат, больнице для Голубой крови. Девушка изо
всех сил напрягла сверхчувствительный слух и сосредоточилась на том, о чем
шепотом спорили в коридоре отец и Чарльз Форс.
— Она не была извращена, Чарльз, ты знаешь признаки не хуже
моего, ты видел ее шею! Для этого прошло недостаточно времени, — произнес ее
отец.
— Я все понимаю, Форсайт, действительно понимаю, но ты же
знаешь, как это выглядит. Я не могу допустить, чтобы Лоуренс из-за этого взял
меня за глотку. Ей придется пройти проверку, так же как и всем, кто там
присутствовал во время произошедшего.
— Она — жертва! Это возмутительно! Я тебе не позволю!
— У тебя нет выбора, — произнес Чарльз тоном, не допускающим
возражений. — Я понимаю, насколько это тебя беспокоит, но, как сказал ты сам,
она, похоже, в безопасности.
Последовало длительное молчание. Потом двое мужчин вернулись
в палату Блисс.
Девушка тут же закрыла глаза и притворилась спящей.
Она почувствовала, как отец положил руку ей на лоб и
прошептал короткую молитву на языке, которого она не понимала.
— Привет, — произнесла она, открывая глаза.
Ее мачеха и Джордан вошли в палату и остановились в изножье
ее кровати. На Боби Энн был очередной чудовищный наряд: кашемировый свитер с
вышитой на груди надписью «Версаче». В руках она держала крохотный носовой
платочек и то и дело прикладывала его к глазам, хотя слез было не видно.
— Ах, золотце, мы так переволновались! Слава богу, что с
тобой все в порядке!
— Как ты себя чувствуешь? — спросил отец, сцепив руки за
спиной.
— Уставшей, — ответила Блисс. — Что случилось?
— В Хранилище произошел взрыв, — объяснил Форсайт. — Но не
волнуйся, это все случилось настолько глубоко под землей, что краснокровные на
тротуарах его даже не заметили. Они подумали, что это было просто небольшое
землетрясение.
Блисс и в голову не приходило беспокоиться насчет того, не
обнаружили ли люди одно из самых тайных мест, принадлежащих Голубой крови.
— А со мной-то что случилось? — спросила девушка.
— Ну, это мы как раз собираемся выяснить, — ответил отец. —
Что ты помнишь?
Блисс вздохнула и устремила взгляд в окно, глядевшее на
пустой офис соседнего здания. Ряды включенных компьютеров светили экранами,
хотя рабочий день давно уже закончился.
— Мало что. Просто черный дым и... и...
«Глаза, темно-красные глаза с серебряными зрачками. Тварь,
воспрявшая к жизни. Она заговорила со мной... Она сказала...»
Девушка тряхнула головой и крепко зажмурилась, словно для
того, чтобы защититься от злобного присутствия.
— Ничего, ничего... я ничего больше не помню...
Форсайт вздохнул, а Боби Энн снова шмыгнула носом.