Джек опустил голову. Он спроецировал этот образ на Шайлер,
когда они танцевали, и использовал свои способности вампира, чтобы проникнуть в
ее чувства, так что ей показалось, будто она тоже ощущает прошлое. Но Шайлер
была ново-созданной душой. Ее мать, именно ее мать Джек искал сквозь века.
Именно поэтому его так тянуло к Шайлер с той самой вечерней встречи перед
«Кварталом-122», потому что ее лицо было так похоже на то, что преследовало его
во снах.
Потом он взглянул на Мими. Его сестра. Его партнерша, его
лучшая половина, его лучший друг и злейший враг. Она была с ним с самого начала.
Именно ее руку он всегда находил, шаря вслепую во тьме. Она была сильной, она
была той, что выживает. Она была источником его силы. Она всегда была рядом с
ним, всегда поддерживала его. Агриппина рядом с ним, Валерием. Элизабет де
Лоррен-Лилльбон при нем, Людовике Орлеанском. Сюзанна Фуллер рядом с Уильямом
Уайтом.
Мими перегнулась через подлокотник и взяла Джека за руку.
Они были так похожи, они пришли из одной тьмы, через одно и то же изгнание,
которое обрекло их вести бессмертную жизнь на земле, и вот они здесь,
тысячелетия спустя, богатые и знатные. Мими погладила брата по руке, в глазах у
нее стояли слезы, как и у него.
— Что нам теперь делать? — спросил Джек. —
Что с ней будет?
— Пока что ничего, — сказал Чарльз. — Мы
наблюдаем и ждем. Тебе, вероятно, лучше держаться подальше от нее. И еще: твоя
сестра сказала мне о твоих тревогах, связанных со смертью Августы. Рад сообщить
тебе, что мы уже близки к обнаружению преступника. Простите, что так долго
держал вас обоих в неведении. Если позволите, я объясню…
Джек кивнул и крепче сжал руку сестры.
Глава 31
Следующая неделя пролетела быстро. Каждый день после школы
Шайлер и Оливер рылись в Хранилище, пытаясь найти какие-либо записи с
упоминанием слова «Кроатан». Они прошерстили все компьютерные базы данных,
перепробовав все возможные варианты произношения этого слова. Но поскольку
библиотечные картотеки были компьютеризованы только в конце восьмидесятых
годов, пришлось обратиться также к древнему бумажному каталогу.
— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил кто-то
угрюмым тоном, когда Шайлер с Оливером в очередной раз сидели за столом,
просматривая десятки старых книг и несколько карточек из, ящика «Ку-Ку».
— О, мастер Ренфильд. Позвольте представить вам Шайлер
ван Ален, — сказал Оливер, встав из-за стола и слегка поклонившись в знак
приветствия.
Шайлер пожала старику руку. Он держался аристократически
чопорно и был одет по эдвардианской моде — в китель и узкие бархатные брюки,
какие уже давным-давно никто не носил. Оливер как-то рассказывал Шайлер о
Ренфильде — проводнике, который слишком серьезно относится к своей работе. «Он
служил Голубой крови так долго, что теперь думает, будто он и сам — вампир.
Классический стокгольмский синдром», — сказал тогда Оливер.
— Пожалуй, мы сами справимся. — Оливер нервно улыбнулся.
Они, не сговариваясь, решили, что не будут просить
библиотекарей помочь им в поисках, поскольку инстинктивно понимали, что
занимаются недозволенным делом. Если Комитет что-то скрывает и это «что-то»
имеет отношение к слову «Кроатан», то, вероятно, им лучше помалкивать.
Ренфильд взял со стола листок бумаги, на котором Шайлер
записывала в столбик варианты искомого слова. «Кроатан. Кроотан. Кроатон.
Хроатан. Кроутан». Библиотекарь поспешно положил листок обратно, как будто
обжегся.
— Кроатан. Понятно, — произнес он.
Оливер попытался придать тону небрежность.
— Так, одна штука, о которой мы слыхали. Ничего
особенного. Обычная внеклассная работа.
— Внеклассная работа. — Ренфильд мрачно
кивнул. — Конечно. Увы, но я никогда не слышал этого слова. Вы не
просветите меня?
— Кажется, это такой сорт сыра. Он имеет какое-то
отношение к старинным английским рецептам, — ответил Оливер с невозмутимым
лицом. — С банкетов Голубой крови в шестнадцатом веке.
— Сыр? Ну, тогда ясно.
— Как рокфор или камамбер. Но, кажется, повкусу больше
напоминает овечье молоко, — продолжал Оливер. — Или козье. Вполне
может быть, что козье. Но не исключено, что и моцареллу. Как ты думаешь, Скай?
У Шайлер дрожали губы, и она не решилась ничего ответить,
боясь, что голос ее выдаст.
— Отлично. Можете продолжать, — промолвил
Ренфильд, отходя от стола.
Когда он удалился на достаточное расстояние, Оливер и Шайлер
рассмеялись, настолько тихо, насколько сумели.
— Сыр! — прошептала Шайлер. — Я думала, он в
обморок брякнется!
Это был единственный светлый момент за всю неделю. Вслед за
похолоданием нагрянула вспышка заболеваний. В школе свирепствовал грипп, и
несколько учеников в последние дни отсутствовали на занятиях, среди них Джек
Форс. Очевидно, у вампиров не было иммунитета к вирусу гриппа. Шайлер также
слышала, что с самой вечеринки Блисс запретили выходить из дому, кроме как в
школу. Но уроженка Техаса молчала как рыба. Даже Дилан пожаловался, что Блисс
стала мрачной и отстраненной и к тому же ни на шаг не отходила от Мими.
Следующие дни были пасмурными и очень холодными — первый
признак приближения зимы. Весь Нью-Йорк стал серым — от зданий до висящего в
небесах смога — как будто темная сырая туча накрыла город, подобно промокшему
одеялу.
Когда Шайлер вошла в ворота Дачезне, плотный туман нависал
над шумной толпой, собравшейся перед школой. Девушка миновала несколько белых
мини-фургонов различных новостных агентств со спутниковыми антеннами на крышах,
прошла мимо репортеров, которые прихорашивались перед началом прямой съемки, глядя
в карманные зеркальца — не растрепал ли ветер волосы, в порядке ли лицо?
Повсюду стояли на треногах видеокамеры, кругом толклись фотографы и
корреспонденты из газет и журналов — толпа была куда больше, чем даже в день
похорон Эгти.
Несколько учащихся Дачезне сгрудились у парадной двери,
наблюдая за этим столпотворением. Среди них Шайлер обнаружила Оливера и подошла
к нему.
— Что происходит? — спросила она.
Вид у Оливера был угрюмый.
— Что-то ужасное. Я это чувствую.
— Я тоже, — согласилась Шайлер. — Еще одна
смерть или что?
— Не знаю.
Они отошли к воротам. Из парадных дверей особняка Дачезне
два дюжих полицейских вывели парня. Лохматого, растрепанного, в потертой
кожаной куртке.
— Дилан! За что? Что он сделал? — в ужасе
воскликнула Шайлер.
Толпа репортеров и корреспондентов ломанулась вперед,
наперебой сверкая вспышками и сыпля вопросами.
— Как вы это откомментируете?
— Зачем вы это сделали?
— Поделитесь своими чувствами с нашими читателями!