Только этого мне не хватало — еще один мужчина! Я понятия не
имела, что делать с теми двумя, которые уже есть. И то, что один из них —
главный из всех вампиров города, а другой — Ульфрик, царь
волков-оборотней, — только часть проблемы. Из чего ясно, какую глубокую
яму я сама себе копаю... или уже выкопала? Да, пожалуй. Уже прокопала половину
пути до Китая и активно зарываюсь дальше.
Полгода я живу целомудренно. Они, насколько мне известно,
тоже. Все ждут, пока я что-то решу. Выберу, соображу, составлю мнение — как
угодно.
Я эти полгода как камень, потому что держусь от них
подальше. Не вижу никого из них, по крайней мере во плоти. Не перезваниваю. Сбегаю
в горы при малейшем намеке на запах одеколона. Зачем такие суровые меры? Честно
говоря, затем, что стоит мне увидеть любого из них, целомудрие норовит улететь
к чертям. Мое либидо принадлежит им обоим, я только хочу понять, кто из них
владеет моим сердцем. И пока не знаю. Единственное, что я решила, — пора
перестать скрываться. Надо нам увидеться и решить, что мы все будем делать. Две
недели тому назад я решила, что пора увидеться с ними. И в этот же день
возобновила рецепт на противозачаточные пилюли и стала их снова принимать. Вот
уж чего мне не надо — это неожиданной беременности.
Первое, что я сделала, вспомнив Ричарда и Жан-Клода —
озаботилась контрацепцией. Это может дать вам представление о том, как они оба
на меня действуют.
Чтобы не опасаться, или не опасаться в разумной степени,
таблетки надо принимать хотя бы месяц до свидания. Пять недель, для пущей
гарантии. И вот тогда я позвоню. Может быть.
Ронни побежала за мной, скрипя каблуками по гравию.
— Анита, Анита, подожди! Не злись на меня. Вся штука в
том, что я на нее не злилась. Злилась я на себя. Злилась за то, что после этого
полугода я все равно не могла выбрать одного из двоих.
Я остановилась, понуро сутулясь в своем костюмчике, с
лебедем в руках. Стало достаточно холодно, чтобы пожалеть об отсутствии жакета.
Когда Ронни догнала меня, я снова пошла вперед.
— Ронни, я не злюсь, просто устала. От тебя, от своих
родственников, от Дольфа, Зебровски и всех, кто настолько лучше меня все
знает. — Каблуки моих туфель резко щелкали по дорожке. Жан-Клод как-то
сказал, что может понять, когда я злюсь, просто по стуку моих каблуков по
полу. — Шагай аккуратнее. У тебя каблуки выше моих.
Ронни — девушка высокая, пять футов восемь дюймов, а на
каблуках все шесть.
У меня каблуки были в два дюйма, и рост получался пять и
пять. Когда мы с Ронни вместе бегаем, у меня нагрузка получается побольше.
Пока я возилась с ключами и обрывками фольги, в доме
зазвонил телефон. Ронни взяла у меня обрывки, и я толкнула дверь плечом. Уже
подбегая на каблуках к телефону, я вспомнила, что я в отпуске. Из чего
следовало, что какова бы ни была причина звонка в два ноль пять ночи, это не
моя проблема — по крайней мере еще две недели. Но старые привычки никуда не
деваются, и я уже была возле телефона, не успев додумать эту мысль. Хотя я и
дождалась, чтобы вызов принял автоответчик, но... но стояла рядом, чтобы
схватить трубку — на всякий случай.
Грохочущая музыка — и мужской голос. Музыку я не узнала, но
голос...
— Анита, это Грегори. Натэниел влип.
Грегори — один из леопардов-оборотней, которые достались мне
по наследству, когда я убила их альфу, их вожака. Будучи человеком, я для этой
должности не очень подходила, но пока нет замены, даже я лучше, чем ничего.
Оборотни, лишенные доминанта, который их защищает, — добыча первого встречного,
и если кто-нибудь кого-нибудь из них убьет, это будет моя вина. Поэтому я стала
их защитником, но работа эта оказалась куда сложнее, чем мне могло присниться.
Натэниел — ходячая проблема. Все остальные как-то устроили свою жизнь после
смерти вожака, но не он. Жизнь у него была тяжелая: его обижали, насиловали,
продавали и подавляли. Последнее значит, что он был рабом — рабом для секса и
боли. Один из немногих истинных подчиненных, которых я знала — хотя, надо
признать, в этой области у меня ограниченный круг знакомств.
Тихо ругнувшись, я сняла трубку.
— Это я, Грегори. Что на этот раз?
Даже я сама услышала, какой у меня усталый и раздраженный
голос.
— Анита, если бы было, кому еще позвонить, я бы так и
сделал, но ты у нас одна.
И у него голос усталый и раздраженный. Лучше не придумаешь.
— А где Элизабет? Сегодня ей полагалось его пасти.
В конце концов я дала согласие на то, чтобы Натэниел снова
стал ходить в клубы доминантов и подчиненных, если его будет сопровождать
Элизабет и хотя бы еще один леопард-оборотень. Сегодня на подхвате работал
Грегори, но без Элизабет он не такой уж доминант, чтобы защитить Натэниела.
Обычный подчиненный вполне может ничего не опасаться в таком клубе, если умеет
сказать: «нет, спасибо, не надо». Но Натэниел практически не способен сказать
«нет», и по некоторым штрихам можно судить, что понятия о сексе и боли у него
экстремальные. Это значит, что он может сказать «да» на что-то такое, что для
него будет очень, очень плохо. Оборотень может пережить страшные раны и
выздороветь, но здесь тоже есть предел. Достаточно здоровый подчиненный может
сказать «стоп», если почует что-то плохое, но у Натэниела на это здоровья в
голове не хватит. И для того ему назначены стражи, чтобы ничего всерьез плохого
с ним не случилось. И это еще не все: хороший доминант доверяет подчиненному,
знает, что тот скажет «стоп», пока дело не зашло слишком далеко. У Натэниела
нет этого предохранителя, а это значит, что доминант с самыми лучшими
намерениями может нанести ему серьезный вред, пока поймет, что Натэниел себя
спасать не станет.
Несколько раз сопровождала его я. В должностные обязанности
Нимир-Ра вроде как входит интервью с будущими... временными владельцами. Я шла
в этот клуб, готовая увидеть нижние круги ада... и была приятно удивлена. В
обычном баре в субботний вечер куда больше хлопот с сексуальными предложениями.
В этих клубах каждый очень старается не напирать и не быть назойливым. Круг
этот достаточно тесен, и если заработаешь репутацию назойливого, то окажешься в
черном списке и никто не будет с тобой играть. Постоянные посетители в таком
заведении очень вежливы, и если дать им понять, что тебя эти игры не
интересуют, к тебе никто не пристает, кроме туристов. Туда ходят такие, которые
любят порисоваться, шляясь по таким местам. Они правил не знают и не хотят
знать. Наверное, они думают, что если женщина сюда пришла, то она готова на
все. Я внушала им обратное.
Но мне пришлось перестать ходить с Натэниелом. Леопарды
сказали, что я излучаю такие флюиды доминанта, что ни один другой доминант даже
не сунется к Натэниелу, если я рядом. Хотя нам и предлагали menage a troisв
любых вариантах. Я мечтала заиметь кнопку, которая отвечала бы: «Нет,
связываться с вами веревкой мне не хочется, но спасибо за предложение».
Элизабет считалась доминантом, но не настолько, чтобы
подцепить Натэниела.