Некоторые говорят, что в тот момент секса, когда вы оба
испытываете оргазм, ауры у вас рушатся и вы сливаете вместе свою энергию и
самих себя. Во время секса общим становится многое, а далеко не только тело, и
это одна из причин, почему надо осторожно выбирать, с кем это делать. И вот
сейчас просто сидеть на полу — было что-то вроде этого. Я ощущала, как струится
сквозь меня их энергия, как слабый ток, как дальний гул. Со временем, я не
сомневалась, она станет бельм шумом, фоном, на который можно не обращать
внимания, как мистический щит, о котором перестаешь думать. Но сейчас это было,
будто мы всегда будем ходить, двигаться, жить в этом послесиянии соединения, не
совсем в собственной коже. Я не стала их отталкивать, потому что не хотела. Да
и бессмысленно. Нам теперь, чтобы сломать барьеры, не нужно было прикосновение.
Это должно было напугать меня сильнее всего, но я не боялась.
В середину зала вышел Нарцисс, и на него упал слабый свет,
разгораясь все ярче.
— Ну, друзья мои, как нам сегодня показали? —
Аплодисменты, выкрики и шум. Нарцисс поднял руки, и публика затихла. — Я
думаю, это был на сегодня оргазм наших ожиданий. — Взрыв смеха. — И
наше представление мы отложим на завтра, потому что не сделать этого —
бесчестно по отношению к тем, кто доставил нам столько удовольствия.
Женщина, стоящая еще в центре зала в халате, согласилась:
— Мне с ними не конкурировать.
Нарцисс послал ей воздушный поцелуй:
— Милая Миранда, это не соревнование — просто у каждого
из нас свой дар. У некоторых дар более редкий, чем у других.
С этими словами он повернулся к нам. Глаза у него были
светлые и странного цвета, и я не сразу сообразила, что это глаза его зверя.
Глаза гиены, хотя, честно говоря, я не знаю, на что похожи у гиены глаза. Знаю
только, что эти не были человеческими.
Он присел рядом с нами, оглаживая платье автоматическим
непривычным жестом — у мужчин я такого не видела. Впрочем, раньше я не видела
мужчин в платьях. Наверное, второе — причина, а первое — следствие.
Нарцисс понизил голос:
— Я бы хотел поговорить об этом с вами наедине.
— Конечно, — ответил Жан-Клод, — но сначала у
нас есть другое дело.
Нарцисс наклонился ближе и понизил голос так, что нам тоже
пришлось придвинуться к нему.
— Поскольку сейчас с ее леопардами два моих охранника,
и ничего им потому не грозит, можем поговорить сейчас. Или надо было сказать «с
вашими леопардами», ведь теперь то, что принадлежит одному из вас, принадлежит
всем? — Он наклонился так, что почти касался одной щекой лица Жан-Клода, а
второй — моего.
— Нет, — сказала я, — леопарды мои.
— И в самом деле, — ответил Нарцисс. Он повернул
голову на долю дюйма, проведя губами по моим губам. Могло быть случайностью, но
я сомневаюсь. — Ты не делишься всем?
Я чуть отодвинула голову, чтобы прервать прикосновение.
— Нет.
— Приятно знать, — шепнул он, подался вперед и
прижался ртом к губам Жан-Клода. Я просто застыла, не зная, что делать.
А Жан-Клод знал. Он приложил палец к его груди и толкнул —
не мышцами, а силой. Силой меток, силой, которую мы только что объединили.
Жан-Клод зачерпнул ее так, будто делал это много раз уже, без усилий, изящно,
уверенно.
Нарцисса отбросило от него приливом невидимой силы, которую
я ощутила в своем теле.
И я знала, что ее ощутили почти все присутствующие в зале.
Нарцисс остался лежать на полу, глядя на Жан-Клода, на всех нас. Лицо его
исказилось злобой, но еще больше было в нем голода — голода, которому отказали
в удовлетворении.
— Поговорим наедине, — сказал Нарцисс, не допуская
возражений.
— Так будет лучше всего, — кивнул Жан-Клод.
Очень многое осталось несказанным в этом коротком обмене
репликами. Я ощутила недоумение Ричарда, такое же, как у меня, и лишь потом
повернулась к нему. Наши лица оказались так близко, что можно было
поцеловаться. По выражению его глаз я видела, что он тоже не очень понимает,
что происходит. И он меня тоже понял, потому что не стал пожимать плечами или
как-то это подтверждать. Это не было телепатией, хотя постороннему глазу
показалось бы именно так. Это была крайняя степень эмпатии, будто я читала по
его лицу тончайшие нюансы, перемены настроения, и знала, что они означают.
Я все еще была прижата к полукружиям рук Ричарда и
Жан-Клода, и соприкасалась наша кожа — моя спина, грудь и живот Ричарда, рука
Жан-Клода. Что-то было в этом невероятно правильное, в этом прикосновении, в
этой близости. Я ощутила переход внимания Жан-Клода, еще не повернувшись к
нему.
Взгляд этих бездонных глаз содержал миры несказанного,
неспрошенного и до дрожи близкого. Впервые он не видел в моих глазах барьеров,
не выпускавших слова наружу. Наверное, соединение меток на меня подействовало,
но в эту ночь он мог попросить у меня все, что угодно, — да все на
свете, — и я не могла бы сказать «нет».
А сказал он только одно:
— Не пойти ли нам обсудить деловые вопросы с Нарциссом?
Голос его был спокоен, как обычно. Только в глазах его
читалась тревога и голод такой силы, что для него почти нет слов. Мы слишком
долго все ждали, пока я сдамся. И я знала, что эти слова не мои. Скорее это
могла быть мысль Жан-Клода, но когда ко мне прижимался Ричард, я не могла
сказать точно. Только знала, что это не я.
Еще до слияния меток у меня были такие моменты, когда их
мысль вторгалась в мою, задавливала ее. Хуже всего были образы — кошмарное
мелькание картин пожирания теплых трупов животных или питья крови из людей,
которых я не знала. И это слияние, эта потеря себя — вот что ужасало меня,
заставляло бежать к чему-то, что могло сохранить мою целостность, сохранить мою
личность. Сегодня это все было просто не важно. Определенно последействие
метафизического соединения меток. Но этот эффект никуда не девался от того, что
я знала его причину. Опасная сегодня ночь.
— Ma petite,как ты себя чувствуешь? Я — гораздо лучше,
заряжен энергией. А тебе все еще нехорошо?
Я покачала головой:
— Нет, отлично.
«Отлично» — слабое слово. Меня тоже зарядило энергией, но
были еще и другие слова. Сколько времени уйдет, чтобы вытащить леопардов из
очередной ямы? Ночь кончается, скоро придет рассвет, и до того я хотела побыть
с ними наедине. Я с радостью, пронзившей все мое тело, поняла, что сегодня —
вот оно. Если мы обретем уединение, где нам не помешают, сегодня возможно все.
Ричард и Жан-Клод оба встали плавным движением, с
грациозностью вампира и чистой энергией вервольфа. Я смотрела на них снизу
вверх, и вдруг захотелось мне заняться другим делом. Я уже не так тревожилась о
леопардах, как должна была бы, и это меня беспокоило. Каков бы ни был эффект,
он отвлекает меня от более важного. Я сюда пришла спасать леопардов. И сейчас я
впервые о них вспомнила.