Я задумалась секунды на две и ответила:
— Нет, я на это не намекаю. Я это говорю открыто.
— Ты такого низкого обо мне мнения?
— Я вспоминаю, каким ты был два — уже почти три — года
назад, и думаю, что ты консолидировал бы свою власть, если бы мог, мало обращая
внимания, кто стоит у тебя на дороге.
— Ты хочешь сказать, что я безжалостен?
— Практичен.
Настал его черед секунду помолчать.
— Да, практичен. Не менее, чем ты, ma petite.
—Какая я — это я сама знаю. Это с тобой мне еще не все ясно.
— Я никогда бы намеренно не принес тебе вреда, ma
petite.
— Верю.
— Но не могу сказать того же о тебе, ma petite, —тихо
добавил он.
— Я никому из вас не желаю зла. Но Ричард не будет
обижать моих леопардов, а ты, если сделаешь глупость, тоже на меня не пеняй.
— Я никогда не заблуждался относительно... твоего
уровня прагматичности, ma petite,хотя Ричард, быть может, мог заблуждаться.
— Он сказал мне, что я не стану его убивать за грубое
обращение с Натэниелом.
— И насколько же груб был Ричард с малышом?
— Не надо говорить о нем как о ребенке, Жан-Клод.
Достаточно грубо, чтобы я располосовала ему руку.
— Сильно?
— Сейчас ему швы накладывают.
— Ох ты Господи! — выдохнул он, и голос защекотал
мне кожу. Я сообразила, что он до сих пор вел себя прилично — по крайней мере
голос не пускал в ход.
— Хватит ходить вокруг да около, Жан-Клод. Сейчас я дам
трубку Ричарду, и ты ему расскажешь, что устроил это нарочно.
— Но я же не могу ему сказать, что солгал насчет
Натэниела? Ведь я же говорил правду?
— Жан-Клод, ты это устроил, ты и исправляй. Мне нужно,
чтобы Ричард научил меня вызывать зверя Грегори. И мне некогда ждать, пока он
переживает.
— И что же я должен ему сказать, ma petite?Как я могу
уверить его, что утром ты не окажешься с Натэниелом? Я думаю, что могу
уговорить Ричарда остаться на ночь, оказаться рядом с тобой рано утром, когда
проснется ardeur.
—Ричард ясно сформулировал свою позицию, Жан-Клод. Он не
позволяет ни тебе, ни Ашеру, ни кому-нибудь другому от себя питаться. Он не
видит, почему следует менять правила, если вместо вас я, а вместо крови секс.
— Так он сказал?
— Да, почти слово в слово.
Жан-Клод вздохнул — устало.
— И что мне с вами обоими делать?
— Меня не спрашивай, — ответила я. — Мне это
не по окладу.
— Что ты хочешь сказать, ma petite?
—То, что у нас нет начальника. Быть равными — это здорово,
но ни один из нас не знает, что вообще происходит, а это хреново, Жан-Клод. Мы
влипаем во что-то серьезное, метафизически, эмоционально и даже физически. И
надо как-то сообразить, что нам со всем этим делать.
— А у кого нам спрашивать совета, ma petite?Если хоть
один вампир в Совете заподозрит, что я не дал вам обоим по четвертой метке, нас
уничтожат из страха, что четвертая метка даст нам еще большую силу.
— Я говорила с Марианной и ее товарками. Они ведьмы,
викканская секта.
— Так что, нам найти, скажем так, местный ковен и
попросить руководящих указаний? — спросил он снисходительным тоном.
— Мне не нравится твоя интонация, Жан-Клод, тем более
что лучшего предложения я от тебя не слышу. Не предлагаешь — не критикуй.
— Абсолютно верно, ma petite,и очень мудро. Мои
глубочайшие и искреннейшие извинения. Ты совершенно права. У меня нет идей, к
кому обратиться за советом или наставлением. Я подумаю о твоем предложении
найти дружественную колдунью и с ней поговорить.
— Такая у меня есть. Может быть, ей надо будет увидеть
нас всех вместе, чтобы понять, как что действует.
— Ты говоришь о Марианне?
— Да.
— Я думал, она более спиритка, чем колдунья.
— Не такая уж большая разница.
— Здесь я полагаюсь на твое суждение. Я ни с теми, ни с
другими много дел не имел.
Я вспомнила, что собиралась звонить Марианне, еще когда
проснулась между Калебом и Микой. Странно, как я упустила это из виду.
— Ты можешь что-нибудь сказать Ричарду, что смягчит
ситуацию?
— Ты хочешь, чтобы я солгал?
— Черт побери, Жан-Клод...
— Я могу обратить его внимание на то, что, если он не
удовлетворит твой ardeur,это должен будет сделать кто-то другой.
— Я ему уже это сказала. — На секунду я
задумалась. — Он меня обвинил в... — Оказалось, что я не могу точно
выразить. — Он меня обвинил в том, что я собираюсь поступить с Натэниелом
еще хуже, чем уже поступила, и обвинил достаточно грубо. Я не знаю, хочется ли
мне с ним лечь прямо сейчас.
— Ты на него злишься, — сказал Жан-Клод.
— Ода!
— Настолько злишься, что, если он попросит, ты ему
откажешь?
Я было стала говорить «да» — и остановилась. Я устала.
Устала от всего этого, от них обоих, если правду сказать. Не могу я жить ни с
ними, ни без них, и тело Ричарда я хочу до боли, но Ричард, когда хотел, умел
быть противным, и сегодня как раз он хотел. И в таком виде я с ним спать не
хочу. Черт возьми, я даже рядом с ним быть не хочу, когда он такой.
— Не знаю.
— Что ж, это честно, но ничего хорошего не предвещает.
Если ты откажешь и Ричарду, и Натэниелу, а твой Нимир-Радж сегодня не вернется,
что ты будешь делать утром, ma petite?Подумай хорошенько, пожалуйста. Я тебя
умоляю выбрать наименьшее зло, каково бы оно ни было, а не ждать, пока голод
подчинит себе твой здравый смысл и даже инстинкт самосохранения.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что уже говорил: отвергать ardeur —значит его
усиливать. Воспротивься ему надолго и сильно — и он начнет разъедать самую твою
суть, или то, что ты считаешь своей сутью. Я пережил то, что мне пришлось
сделать в эти первые недели, чтобы питать ardeur,но мое нравственное падение
совершилось за много лет до того, как я умер. Я повторяю, ma petite,что ты не
сможешь принять это так же спокойно, как принимал я. Я считаю, что это разрушит
твое самоощущение.
— А если я трахнусь с Натэниелом, мое самоощущение
уцелеет?
Он вздохнул:
— При такой формулировке я тебя понимаю. Но насколько
пострадает твое самоощущение, если ты переспишь с незнакомцем?
— Я такого никогда не сделаю.
— Разве это не то, что было у тебя с
Нимир-Раджем? — Он очень постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ни малейшего
осуждения — только вопрос.