Я смотрела окаменев — мой разум не желал этого понимать. Но
наконец я сама сказала:
— Ему пробили барабанные перепонки. Боже мой, зачем?
Неужто повязка и кляп — этого еще мало?
Ричард поднес затычку к свету. Мне пришлось посветить
фонарем прямо на нее, чтобы увидеть металл на остром конце.
— Что это?
— Серебро, — ответил Ричард.
— Господи! Они для этого и предназначены?
— Ты вспомни, Маркус был врачом. Он знал все места, где
продаются медицинские инструменты. И места, где их могут изготовить.
Выражение лица Ричарда сказало мне, что он вспомнил что-то
мрачное.
Я посмотрела на следы на руках и ногах Грегори.
— Милостивый Боже, и серебро так же разодрало ему
слуховые каналы, как кожу?
— Не знаю. Но хорошо, что кровь еще идет. Это значит,
что, если он достаточно скоро перекинется, может вылечиться.
Голос у Ричарда стал хриплым.
Нельзя сказать, что я готова была заплакать — ужас
парализовал слезы. Я хотела, чтобы здесь оказался Джейкоб и все, кто ему
помогал, потому что такое с оборотнем один на один не сотворит никто.
Ричард попытался снять повязку, но она была завязана так
туго, что не за что было ухватиться. Я передала ему фонарь и вытащила нож из
ножен.
— Держи его. Ножи острые, и я не хочу, чтобы он
порезался, если будет отбиваться.
Ричард зажал голову Грегори в ладонях как в тисках, и тот
забился сильнее, вопя сквозь кляп. Но Ричард держал твердо, пока я осторожно
просовывала нож между тканью и волосами. Один быстрый разрез вниз — и повязка
отделилась от кожи, но она так долго и так туго сжимала голову, что сейчас
Ричарду пришлось ее отдирать.
Грегори заморгал на свет, увидел Ричарда и завопил сильнее.
Что-то умерло в лице Ричарда в этот момент, будто он сам в себе что-то убил,
чтобы кто-то мог его настолько испугаться.
Я наклонилась вперед, осторожно опираясь рукой на кучу
костей, и смотрела, как глаза Грегори наконец остановились на мне. Он перестал
вопить, но нельзя сказать, чтобы вздохнул с облегчением. Я вытащила у него изо
рта кляп, и он отслоился, унося с собой кусочки кожи с губ. Грегори медленно
зашевелил ртом, и мне вспомнилась сценка из «Волшебника Изумрудного Города»,
когда Элли смазывает Железному Дровосеку заржавевшую челюсть. Это было смешно,
но я не улыбнулась.
На цепях были висячие замки. Ричард обполз вокруг меня,
чтобы Грегори все время меня видел. А я повторяла только: «Все будет хорошо.
Все будет хорошо». Он меня не слышал, но я ничего другого не могла придумать.
Ричард сорвал замок с одного запястья, и лицо Грегори
исказилось болью, будто любое движение руки было ему больно. Освободив обе его
руки, Ричард стал медленно разгибать его тело.
Грегори вопил, но на этот раз не от страха — от боли. Я
пыталась удержать его, но вообще любое движение причиняло ему боль. Обоим нам
пришлось поползать, чтобы достаточно его разогнуть и положить ко мне на колени.
По лестнице влезть он не смог бы никак.
На локтевых сгибах остались следы от уколов — ни один не
зажил.
— А почему не зажили следы от уколов?
— Серебряные иглы в прямом контакте с кровяным руслом.
Седативные средства. В дозах, поддерживающих низкий уровень адреналина и не
дающих потому перекинуться, но не в таких высоких, чтобы ты не мог чувствовать
или не знал, где ты и что происходит. Так это устраивала Райна.
— Точно так своих жертв связывала Райна и именно это с
ними делала. Откуда Джейкоб об этом узнал? — спросила я.
— Ему сказал один из моих людей.
Ричард стоял на коленях, вместо того чтобы встать,
пригнувшись. Лицо его было спокойным, почти безмятежным.
— Я хочу, чтобы их посадили сюда. Всех, кто помогал
Джейкобу. Кто принес эти чертовы ушные затычки. Всех сюда.
Он обратил на меня эти спокойные глаза, и я увидела в них
гнев под этим глубоким спокойствием.
— Разве ты можешь так с кем-нибудь поступить? Вставить
кому-то в уши эти штуки? Кому бы то ни было?
Я подумала — подумала по-настоящему. Я злилась до потери
пульса. Я хотела кого-то наказать, но...
— Нет. Я могу убить, могу застрелить. Но это — нет.
— И я нет.
— Ты знал, что Грегори здесь, в этой яме, но ты не
знал, что с ним сделали? Так?
Он мотнул головой, опираясь коленями на слой костей, глядя
на окровавленные затычки, будто в них был ответ на вопрос, который слишком
трудно задать вслух.
— Знал Джейкоб.
— Ты Ульфрик, Ричард. Ты должен знать, что делается от
имени твоей стаи.
Гнев разгорелся так жарко и туго, что заполнил тесную
пещерку, как заполняет закипающая вода. Грегори захныкал, глядя на Ричарда
полными страха глазами.
— Знаю, Анита. Знаю.
— И ты не собираешься посадить сюда Джейкоба?
— Собираюсь, но не так. Он здесь посидит, но без цепей
и без пыток. — Ричард огляделся. — Тут сидеть — достаточная пытка.
Я даже не пыталась спорить.
— А что будет с теми, кто ему помогал?
Ричард посмотрел на меня:
— Я их найду.
— И что дальше?
Он закрыл глаза, и лишь когда он разжал руку и я увидела
мазок крови, мне стало понятно, что он вдавил себе в ладонь серебряное острие.
Он вытащил заглушку и уставился на свежую кровь.
— Анита, не дави. Не надо.
— Стая тебя достаточно хорошо знает, Ричард. Каждый
знает, что ты никого бы сюда не посадил, особенно со всеми этими украшениями
Райны. Этим был брошен вызов твоей власти.
— Я знаю.
— Я не хочу боя, Ричард, но ты должен наказать за это
всех. Иначе ты еще больше территории уступишь Джейкобу. Даже если ты его сюда
посадишь, брожение не прекратится. Должны ответить все, кто причастен к этой
мерзости.
— Ты сейчас не злишься, — сказал он
озадаченно. — Я думал, ты хочешь мести, но ты очень хладнокровна сейчас.
— Я хотела мести. Но ты прав, я не могу ни с кем так
поступить и не могу приказать никому сделать то, чего не сделала бы сама. Вот
такое у меня оказалось правило. Но в стае полный бардак, и если ты хочешь
остановить это сползание и не допустить гражданской войны, вервольфы против
вервольфов, тебе придется быть суровым. Ты должен ясно дать понять, что не
будешь с этим мириться.
— Это действительно так.
— Тогда есть только один способ довести это до стаи,
Ричард.
— Наказание. — В его устах это прозвучало как
ругательство.