Сам он спускался больше часа, расцарапав ладони в кровь, так что их саднило от его собственного пота. Внизу он вытащил снаряжение и продукты из рюкзаков и опорожнил несколько банок, чтобы казалось, будто он проторчал там не один день. Когда по его прикидкам вертолет был всего в часе от них, он впрыснул два оставшихся шприца с морфином себе в руку и подождал, пока наркотик начнет действовать. Почувствовав, как онемение ползет вверх по конечностям, Савич перевел дух. Надо, чтобы все выглядело натурально, а если окажется, что три человека разбились при падении насмерть, а он лишь ободрал ладони, этому вряд ли кто поверит.
Привалившись к скальному выступу, он ухватил булыжник размером с собственную голову и поднял его как можно выше. Положил левое предплечье на базальтовый валун и, не давая себе времени передумать, ахнул булыжником по руке. И лучевая, и локтевая кости громко хрустнули, и Савич взревел от боли. Одурев от адреналина и морфия, он ухватил камень поменьше и саданул себя по голове достаточно сильно, чтобы рассечь кожу. Из его отвисших губ закапали слюни, пока он страдальчески корчился, молясь, чтобы наркотик заглушил боль.
Когда вдали послышался рокот вертолета, он балансировал на грани беспамятства и сумел выпустить ракету лишь после нескольких попыток. Белый огненный шар взмыл, оставляя дымный след, и, скорее всего, тотчас же был замечен. Потому что в следующий раз Савич пришел в себя уже на больничной койке в Петропавловске.
Следствие было формальным. Чудовищная сцена, обнаруженная экипажем вертолета, совпадала с рассказом Савича о том, как склон поехал, когда они пересекали его, и все обрушились на дно долины. Следователя удивило, что Савич отделался лишь легкой контузией, ссадинами, ушибами и сломанным предплечьем.
— Наверное, просто повезло, — сказал ему Савич, когда тот закрыл папку с делом.
Шагая по бетону к зданию аэропорта, Савич потирал левое предплечье. В последние годы оно стало ныть в сырую погоду. Может, и не столь докучное, как в рассказе По «Сердце-обличитель», но все ж таки напоминание о его деянии.
Узнавший его в очереди пограничник жестом пригласил пройти в начало. Местные заворчали, но возмущаться никто не посмел.
— Снова к нам, господин Савич? — дружелюбно спросил пограничник, прикарманивая двадцатидолларовую купюру, которую Савич вложил в паспорт.
— Если бы ваши чертовы вулканы перестали извергаться, я мог бы наконец заняться делом у себя в московском кабинете.
— Это гомулы, — с заговорщицким видом подмигнул офицер. — Это местные духи, охотящиеся на китов по ночам и возвращающиеся в горы, чтобы поджарить мясо на гигантских кострах.
— Когда я найду в кальдере китовые кости, тогда и буду винить гомулов, дружище. А пока подозреваю тектоническую активность.
После выписки из больницы Савич вернулся в Москву, помалкивая о находке и продолжая работать в Министерстве природных ресурсов. В дни угасания Советского Союза он вел себя неприметно, ухитрившись сохранить свой пост и во время крушения. А в наступившей потом неразберихе активно подыскивал иностранные связи, углубляя и развивая те, которые, по его мнению, со временем могли привести его план в исполнение.
Шанс пришел к нему в лице швейцарского металлурга, встреченного на симпозиуме, он, в свою очередь, со временем вывел Савича на банкира Бернхарда Фолькмана, и нынешняя сделка оказалась на мази. При поддержке Фолькмана, используя компании, находящиеся в ведении тошнотворного Шера Сингха, Антон Савич возвращался на Камчатку несметное число раз за последний год, под личиной вулканолога закладывая необходимый фундамент. Из-за многочисленных извержений по всей Камчатке он скоро стал в аэропорту чуть ли не своим, а в гостинице «Авача», от которой рукой подать по Ленинградской улице до площади Ленина — наверное, последней в России, — для него постоянно придерживали номер.
Забрав багаж, он направился прямиком к стойке специализированного турагентства. Высокие пики полуострова сделали популярным катание на лыжах с гор после заброски туда вертолетом, и несколько компаний готовы были оказать такую услугу. Для поддержания легенды это агентство — «Авиаприключение» — действительно оказывало подобные услуги, но на самом деле было липовой компанией, финансируемой Савичем через Фолькмана, чтобы иметь под рукой средство быстрой, но не бросающейся в глаза доставки в нужное место. Частный вертолет в Елизово привлек бы слишком много внимания.
Завидев его приближение, женщина за стойкой отложила японский журнал мод, изобразив на лице фальшивую дежурную улыбку. Он ее не узнал, да и сам явно не походил на туриста, ищущего приключений.
— Добро пожаловать в «Авиаприключение», — по-английски поприветствовала она его.
— Я Савич, — буркнул он. — Где Петр?
Ее взгляд выразил удивление, потом страх, и кровь отхлынула от лица. Она скрылась за занавеской киоска. Через несколько секунд из-за занавески вышел пилот Савича — Петр Федоров, одетый в летный комбинезон цвета хаки. Держался он с вызовом, дерзко, заслужив такое право в исчерченных ракетами небесах Афганистана.
— Господин Савич, рад вас видеть. Я-то думал, вы в гостиницу, переночуете, а уж утречком и полетим.
— Привет, Петр. Нет. Хочу увидеть это извержение, пока не стемнело, — ответил Савич на случай, если кто слушает.
— Только скажете, и я заполню план полета.
— Считай, что сказал.
Сорок минут спустя они мчались по извилистой долине. Могучие горы по обе стороны от вертолета «Ми-8» «Авиаприключения» возвышались над ним тысяч на восемь футов. Несколько пиков на полуострове Камчатка превышают и пятнадцать тысяч футов. В воздухе дымкой висел мелкий пепел от извержения дальше к северу. Разговаривать в сорокалетием вертолете даже в наушниках было трудновато, так что два часа полета до точки Савич просто отдался созерцанию пейзажей, разворачивающихся вокруг.
Он не задремал — в «стрекозе» было шумновато для этого, но настолько впал в ступор, что даже удивился, когда Федоров похлопал его по плечу и указал вперед. Он и не осознавал, что они почти на месте.
Сверху участок казался бы девственно чистым, если бы не бурое пятно, расползающееся по черным водам залива Шелихова. Вдоль береговой линии протянулась дуга заградительных бонов, но сдержать распространение шлама от разработок они не могли. А выглядело место таким чистым, потому что чуть ли не целиком было скрыто под многими акрами брезента, натянутого поверх металлических шестов. Брезент был покрашен под цвет снега, а сеющийся на него пепел лишь усиливал иллюзию. Корабли вытащили на берег и тоже закамуфлировали — сначала землей и камнями, а потом тканью, скрывающий обводы их корпусов.
Единственным признаком жизни на сотню миль вокруг были тонкие струйки дыма из корабельных труб от огня, обеспечивающего рабочих теплом и горячей пищей.
Савич поглядел в море. Траулер возвращался с лова, глубоко осев под грузом добычи и оставляя широкий пенный след.
Цистерны корабля полны топлива, источником пресной воды служит ближайшая горная речушка, пищу поставляет пара траулеров, так что участок может сохранять автономность месяцами, а то и годами. Савич по праву гордился своими достижениями; впрочем, у него было полжизни, чтобы вылизать все до мельчайших деталей.