Улица отчаяния - читать онлайн книгу. Автор: Иэн Бэнкс cтр.№ 44

Дейви начал выдрючиваться в гостиницах. Он увлекался скалолазанием и при каждом удобном случае демонстрировал свое мастерство, забираясь в гостиничный номер по наружной стене. В одной гамбургской гостинице и по сю пору слагают легенды и песни о сумасшедшем шоттландере, которому взбрендило подняться из холла на крышу по лестнице. На мотоцикле. На обратном пути Дейви чуть не откинул коньки, он спускался на лифте, не заглушив двигатель мотоцикла, сильно отравился угарным газом и вывалился в холл в полубессознательном состоянии.

В одном из наших британских турне Психанутый Дейви выступал Раздолбаем. Я тут ни при чем, это была его собственная идея. В какой-то момент концерта Дейви покидал нас минут на десять, а затем возвращался в сиянии прожекторов, окутанный клубами дыма (сухой, естественно, лед), через (если имелась такая возможность) сценический люк.

К его рукам были прикручены ревущие на максимальных оборотах бензопилы, к коленям — горящие паяльные лампы, к лодыжкам — сварочные горелки. На голове у него был шлем вроде мотоциклетного, с парой включенных электродрелей, все это дополнялось несколькими десятками ярких, беспорядочно мигающих лампочек. С минуту он стоял под бешеные вопли слушателей, многие из которых знали об этом трюке и с нетерпением ждали, когда же на сцене появится Раздолбай.

Затем рабочие начинали подносить кирпичи, обрезки металла, дерева и пластика; Дейви вытягивал руку, или сгибал ногу, или просто кивал, сыпались искры, и металл разваливался пополам, горел и плавился пластик, и все это время Дейви пел (пытался петь) «Форсаж». Через рев моторов и вопли зала нельзя было разобрать ни слова, однако номер был очень эффектный и пользовался колоссальным успехом.

Очень эффектный и очень опасный, так что у нас возникали заморочки с пожарными, но убрали мы его сами из-за двух обстоятельств. Во-первых, на одном из выступлений Дейви зацепил рукой за вращающееся сверло и чуть не остался без мизинца; слава еще богу, что правого, но все равно забинтованный палец мешал ему играть в полную силу. К тому же ни одна компания не хотела страховать Дейви руки, пока исполняется этот номер, и это очень его беспокоило. Затем вмешался Большой Сэм, сказавший, что такие агрессивные штуки нам не подходят, совершенно не вяжутся с нашим имиджем.

Мы, остальные, дружно согласились, и Дейви с очевидным облегчением подчинился решению большинства.

А еще все эти розыгрыши. Во время одного из американских турне Дейви повадился устраивать диверсии в моем гостиничном номере. Сперва он попросту откручивал наружную дверную ручку, так что она отваливалась при первом же прикосновении, но затем увлекся и начал вкладывать в эти свои развлечения едва ли не больше сил и выдумки, чем в выступления на битком набитом публикой стадионе.

Я почти уже привык возвращаться вечером в номер, где все перевернуто вверх дном либо нет ничего, кроме голых стен, — ни моих вещей, ни ковров, ни мебели, ни даже светильников, когда Дейви придумал трюк «позабавнее». Он спустился в мой номер по веревке, вывесил телевизор из окна на веревке, другой конец которой был привязан к дверной ручке, и осторожно вывинтил все шурупы из дверных петель.

Я вернулся в гостиницу, вставил ключ в замок, повернул его и потрясенно увидел, как дверь пролетела через весь номер, вышибла окно и вывалилась следом за телевизором на клумбу с высоты шестого этажа. Вырывающийся ключ прихватил с собой кусок подушечки моего большого пальца, что отнюдь не показалось мне забавным.

В другой раз дверь вообще не открылась. Наученный горьким опытом, я попросил ночного портье снять дверь с петель. Когда портье справился с этой работой, нашим глазам предстала слепая, тускловато-белая стена, похожая на затвердевший туман — и теплая. Дейви заполнил все помещение пенополистиролом, он разжился большими бочками двух требуемых жидкостей, протащил их в номер через окно и вылил прямо на пол. Я спустился вниз и посмотрел на свое окно; из него выпирало нечто вроде чудовищного гриба-дождевика.

Гостиничные менеджеры ненавидели Дейви, однако он платил за весь причиненный ущерб и относился ко всему происшедшему с такой легкостью, что было почти невозможно на него сердиться. А в тот раз, когда с полистиролом, он заранее снял для меня другой номер и перенес туда все мои вещи.

Я не понимал и никогда не пойму, как ему дали пилотские права. Дейви купил легкомоторный самолет, соорудил в своем кентском поместье взлетную полосу и ангар и даже приобрел имитатор, на каких в авиационных школах отрабатывают технику пилотирования. У меня были сильные подозрения, что он получил права за взятку, однако знающие люди говорят, что такого не бывает; остается предположить, что в Управлении гражданской авиации работают большие шутники, под стать самому Дейви.

Микки Уотсон не в пример нормальнее всех нас остальных, он пришел в группу, побарабанил и удалился восвояси. Микки женился на девушке, которую знал чуть ли не с детского сада (снова встретил ее во время одного из своих спорадических набегов на Шотландию и закрутил головокружительный роман, так что и тут без приключений не обошлось). В тот уик-энд он не поехал с нами к Уэсу, и по вполне уважительной причине: его жена только что легла в больницу рожать первого ребенка. Микки всегда был на своем месте: в студии, в репетиционном зале, на гастролях, и все равно он как бы жил в иной от нас плоскости, для него это была работа, и только работа.

Мы же относились к своему делу серьезно — в определенном роде. Мы старались быть рок-звездами — не музыкантами, даже не знаменитостями, не обычными звездами, а именно рок-звездами. Это стало для нас образом жизни, чем-то вроде религии, полностью изменяющей человека. Мы веровали, нам полагалось быть рок-звездами и на сцене, и вне ее, и мы исполняли этот свой долг, старались изо всех сил, из кожи вон лезли.

Микки считал иначе. Род занятий: барабанщик. Вот и все.

Теперь он фермерствует в Эршире, растит картошку, пшеницу и крупных, здоровых детей.

Кристина это Кристина. Она мимоходом добилась того, к чему так долго и тщетно стремился Дейви, — стала лучшей, образцом для сравнений. И дело даже не в том, что сила и диапазон ее голоса значительно выросли; не вокальные изыски, а яростная, с кровью и мясом, подача — вот что срывало слушателей с мест, доводило зал до исступления. Кристина то вопила, то шептала в микрофон, то хрипло рычала, ни на волосок не отклоняясь от мелодии и текста, однако свивая их своим голосом в формы, о которых я и подумать не мог. Когда она пела, у меня перехватывало дыхание, так что можно себе представить, что творилось с людьми, слушавшими ее впервые. Думаю, это было для них, как если ползешь по раскаленной пустыне, и вдруг тебя окатят из шланга ледяным шампанским.

Возьмись Кристина пропеть рекламу зубной пасты, она и ее могла бы сделать глубоко трагичной — или умопомрачительно смешной — или предельно, на грани последнего спазма, эротичной; в ее исполнении даже мне самому мои непритязательные текстовки казались Поэзией. Простым изменением фразировки и интонаций она могла создать настроение в спектре, фигурально говоря, от безутешно плачущего коалы до мартовской росомахи (если у росомах тоже в марте). Потрясающе, другого слова и не подберешь. И она никогда не утратила этой своей способности, и даже после Конца, Крушения, когда группа распалась, Кристина не унялась, сколотила себе новую команду и снова начала выступать, пела, пела и пела.