— А, это ты! — воскликнул Росс, узнав, какую роль в происходящем сыграл Ричард. — Тот самый чистоплотный каторжник! Я хорошо помню тебя. Стало быть, ты разбираешься в помпах, Морган?
— Я знаю достаточно, чтобы утверждать: «Александеру» необходимы цепные насосы, сэр.
— Согласен. Мистер Уайт, мы вместе отправимся на «Сириус», а потом на «Шарлотту». Мистер Джонстоун и мистер Шарп, соберите людей и начните вычерпывать воду из трюма. Прорубите две дыры в обшивке, чтобы вам не пришлось таскать ведра на палубу и выливать за борт.
Лейтенант Филипп Гидли Кинг, прибывший на следующий день вместе с майором Россом и врачом Уайтом, бросил беглый взгляд на помпу, разобранную Ричардом, и с негодованием воскликнул:
— Этой рухляди не отсосать и семя у сатира! Корабль давно пора оборудовать цепными насосами. Где плотник?
Английская педантичность в сочетании с кельтским энтузиазмом сотворили чудо. Кинг, офицер королевского флота и, следовательно, начальник морских лейтенантов, пробыл на борту ровно столько, сколько понадобилось, чтобы убедиться, что Чипе понял свою задачу и способен выполнить ее. Затем Кинг отправился к командору, чтобы доложить, что вскоре обстановка на «Александере» изменится к лучшему.
Однако судно уже пропиталось ядом, поэтому его обитатели продолжали болеть. Зловонные газы и нечистоты, скопившиеся в донных отсеках, постепенно удалось выкачать. Жизнь на нижней палубе стала почти терпимой. Порадовался ли Эсмеральда Синклер тому, что трюмные воды откачали без вмешательства компании Уолтона? Отнюдь! Кому, черт возьми, возмущался он, стоя на мостике и выслушивая доклады Триммингса, взбрело в голову прорубить целых две дыры в обшивке его судна?
Флотилия пересекла экватор в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля. На следующий день впервые после выхода из Портсмута налетел сильный шквал, палубные люки задраили, каторжники очутились в полной темноте! Для тех, кто подобно Ричарду проводил все время на палубе, происходящее стало кошмаром; их радовало лишь то, что зловоние ослабело. Волны ударяли в левый борт, поэтому «Александер» постоянно колыхался из стороны в сторону, взлетал на гребни и обрушивался вниз, а его пассажиры ощущали то тяжесть в желудке, то жутковатую легкость. При движении поперек волн они катались от одной переборки к другой. Морская болезнь, которая на время отпустила свои жертвы, вновь усилилась; Айк изнемогал от страданий.
Его мучения не прекращались. Когда флотилия миновала полосу штормов, успев наполнить бочонки и вновь увеличить норму пресной воды, всем, даже безутешному Джо Лонгу, стало ясно, что Айзек Роджерс не выживет.
Однажды он позвал к себе Ричарда, и тот присел напротив Джо, который держал голову Айка на коленях.
— Мой путь закончен, — произнес Айк. — Как я счастлив, Ричард! Порадуйся за меня. Присмотри за Джо — ему придется нелегко.
— Не беспокойся, Айк, мы позаботимся о Джо.
Айк с усилием приподнял исхудавшую руку и указал на полку, приколоченную к потолочной балке.
— Ричард, возьми мои сапоги. Только тебе они придутся впору. Я знаю, тебе они пригодятся. Они твои, понял?
— Понял. Я разумно распоряжусь ими.
— Вот и хорошо, — откликнулся Айк и смежил веки.
Больше он не открывал глаз и через час скончался.
На борту «Александера» умирало столько людей, что саваны пришлось шить из старых парусов. Облаченного в чистую одежду Айзека Роджерса завернули в парусину и вынесли на палубу. Раскрыв молитвенник, Ричард прочел заупокойную молитву, вверяя душу Айка Богу, а его тело — океанским глубинам. К трупу привязали базальтовые глыбы, собранные на том же берегу Тенерифе, где нашли Джона Пауэра, — запас железных полос на корабле уже иссяк. Брошенный за борт труп немедленно ушел ко дну.
Доктор Балмен распорядился вновь провести оздоровительное окуривание, протереть нижнюю палубу дегтем и покрыть новым слоем побелки. Корабельному врачу жилось одиноко, компанию ему изредка составляли только два лейтенанта. Однако они питались отдельно и явно не желали иметь с врачом ничего общего. Подобно Артуру Боусу Смиту, врачу с «Леди Пенрин», Балмен ради развлечения изучал морских обитателей, которые попадались на удочки, а если они были невелики, заспиртовывал их. После того как на корабле появились ценные насосы, спускаться на нижнюю палубу врачу стало легче, однако он по-прежнему дулся на доктора Уайта и решил во что бы то ни стало доказать: он не виноват в том, что несчастные каторжники продолжают умирать.
Когда одного из узников, стоявшего на носу, смыло за борт волной, всего на корабле осталось сто восемьдесят три каторжника.
В начале августа флотилия встала на якорь у мыса Фрио, на расстоянии дня пути к северу от столицы Бразилии. Однако высокие зубчатые вершины на побережье были не менее коварными, чем горы Сантьяго: они преграждали путь ветру, и у берегов царил штиль или «кошачьи лапки». В Рио-де-Жанейро суда плелись медленно, как улитки, и добрались до порта лишь ночью с четвертого на пятое августа. Здесь уже наступила зима: Рио-де-Жанейро располагался к югу от экватора, чуть севернее тропика Козерога. Плавание от Тенерифе до Бразилии заняло пятьдесят шесть дней, из Портсмута суда вышли восемьдесят четыре дня назад, и при округлении этих цифр получалось восемь и двенадцать недель. За это время флотилия покрыла шесть тысяч шестьсот сухопутных миль.
Чтобы войти в воды Португалии, требовалось получить особое разрешение, а это было непросто. Только в три часа пополудни флотилия обогнула косу шириной в милю между двумя прибрежными скалами и вошла в гавань под грохот пушек «Сириуса», которым дружно ответили орудия форта Санта-Крус.
Едва рассвело, все обитатели «Александера» столпились на палубе, завороженные видом незнакомого, но прекрасного места. Южный утес с виду напоминал тысячефутовое яйцо из розовато-серого камня, увенчанное рощей, а северный, менее живописный, был совершенно голым. За ними теснились другие скалы, и с ровными, и с остроконечными вершинами, поросшие густыми ярко-зелеными лесами, среди которых попадались равнины и нагромождения серых, белых, розовых камней. Вдоль берега тянулись желтые изогнутые песчаные пляжи с белой пенистой кромкой океанского прибоя, ярость которого смягчала длинная и широкая прибрежная коса. Корабли встали на якорь неподалеку от берега, напротив одной из многочисленных крепостей, воздвигнутых для охраны Рио-де-Жанейро от пиратов. Только на следующий день буксиры отвели все одиннадцать кораблей к пристани у Сан-Себастьяна — так по-другому назывался Рио. Город расположился на квадратном полуострове, а его щупальца протянулись по долинам между горными пиками.
Вода в гавани кипела под веслами множества небольших судов, которыми управляли полуобнаженные негры; каждая лодка была снабжена ярким тентом. Ричард разглядел шпили церквей, увенчанные позолоченными крестами, но в целом Рио состоял из невысоких строений. Никто не запрещал каторжникам подниматься на открытую палубу, никого из них не заковали в кандалы, даже Джона Пауэра. Патрульные шлюпки сновали между шестью транспортными судами, отгоняя лодки торговцев.