По воле судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 114

— Они вызваны ненавистью или любовью?

— Ненавистью. Ненавистью, одной только ненавистью!

— Значит, ты думала не обо мне.

— Нет. Я думала о своем сыне.

— Что же он сделал, что так рассердил тебя?

— Сказал, что я роняю свое достоинство, встречаясь с тобой.

Понтий Аквила закрыл дверь, закрыл ставни на окнах. Лицо его озарилось улыбкой, от которой у нее ослабли колени.

— Брут дорожит своей родовитостью, — спокойно сказал он. — Я понимаю его.

— Он не знает тебя, — сказала Сервилия, снимая с него простую белую тогу и укладывая ее на стул. — Подними ногу. — Она расшнуровала его ботинок. Сенаторский, из темно-бордовой кожи. — Теперь другую. — Второй ботинок был снят. — Подними руки.

Она сняла с него белую тунику с широкой пурпурной полосой через правое плечо.

Он стоял голый. Сервилия отступила, чтобы видеть его целиком, услаждая свое зрение, свою чувственность, свою душу. Небольшое пятно темно-рыжей растительности на сильной груди сужалось до узкой полоски, нырявшей в куст лобковых светло-рыжих волос, из которых торчал смуглый пенис. Уже растущий, он чуть подрагивал над восхитительно полной мошонкой. Совершенство, высокое, безупречное совершенство. Сильные бедра, икры большие, хорошей формы, живот плоский, грудь мускулистая. Широкие плечи, длинные мускулистые руки.

Сервилия медленно обошла вокруг него, восхищаясь и круглыми твердыми ягодицами, и узким тазом, и широкой спиной, и гордой посадкой его головы на атлетической шее. Что за мужчина! Как смеет она прикасаться к нему? Он принадлежит лишь Фидию и Праксителю, творцам бессмертных скульптур.

— Теперь твоя очередь, — сказал он, когда осмотр был закончен.

Тяжелые волосы каскадом хлынули на спину. Как всегда, идеально черные, с двумя ослепительно белыми прядками на висках. Прочь ало-янтарное облачение. Пятидесятичетырехлетняя Сервилия стояла голая, не чувствуя себя ущербной в сравнении с ним. Спело-желтая кожа ее была тоже гладкой, полные груди ничуть не обвисли, разве что ягодицы отяжелели, и талия пополнела, но все равно — возраст тут ни при чем. Значение имело только то, что мерилось не годами, а степенью удовольствия, доставляемого партнеру.

Она легла на кровать, положила руки на покрытый черными волосами лобок и раздвинула пальцами губы вульвы. Чтобы он мог увидеть ее лоснящиеся, сочные контуры, ее сияние. Разве Цезарь не говорил, что это самый красивый цветок, который он когда-либо видел? Вот чем он был очарован, вот что поработило его.

О, но прикосновения молодого, привлекательного мужчины тоже чего-нибудь стоят! Как и его приятная тяжесть и возможность отдаться ему. Без ложной скромности, но с умной, расчетливой сдержанностью. Она сосала его язык, его соски, его пенис, а в миг экстаза заорала во всю силу легких. Слушай, мой сын! Надеюсь, ты слышишь. И жена твоя слышит. Я только что испытала немыслимое блаженство, которого вам не узнать никогда. С мужчиной, от которого мне ничего не надо, кроме этих конвульсий, сотрясающих все мое существо.

А потом они сидели, по-прежнему голые, пили вино и разговаривали с той легкой интимностью, которая порождается лишь физической близостью.

— Я слышала, что Курион внес предложение организовать комиссию по дорожному надзору и что человек, возглавляющий эту комиссию, должен иметь полномочия проконсула, — сказала Сервилия, пальцами правой ноги щекоча собеседнику пах.

— Да, это правда, но он никогда ничего не добьется этого в обход старшего Гая Марцелла, — сказал Понтий Аквила.

— Странное предложение.

— Все так считают.

— Как ты думаешь, это идея Цезаря?

— Сомневаюсь.

— И все-таки он — единственный человек, который выиграет от нового билля Куриона, — задумчиво пробормотала Сервилия. — Если он потеряет свои провинции и полномочия в мартовские календы, билль Куриона обеспечит ему другое проконсульство. Разве не так?

— Так.

— Значит, Курион — человек Цезаря.

— Я в том сомневаюсь.

— Он вдруг уплатил все свои долги.

Понтий Аквила засмеялся, откинув голову. Нет, он просто великолепен.

— Он еще женился на Фульвии. И своевременно, если верить молве. Для новобрачной ее талия чересчур округлилась.

— Бедная старая Семпрония! Дочь, переходящая от одного демагога к другому.

— Пока нет свидетельств, что Курион — демагог.

— Будут, — загадочно прозвучало в ответ.

Около двух лет Сенат был лишен своего исконного помещения для собраний. Курия Гостилия сгорела, и никто не выражал желания ее восстановить. Государственная казна едва справлялась с оплатой текущих счетов. По традиции, за это дело должен был взяться какой-нибудь большой человек, но ни один такой человек инициативы не проявлял. Включая Помпея Великого, которого, казалось, совершенно не волновало бедственное положение почтенных отцов. «Вы всегда можете воспользоваться курией Помпея», — сказал он.

— Как это типично для него! — взорвался Гай Марцелл-старший, ковыляя к Марсову полю и каменному театру Помпея в первый день марта. — Он заставляет Сенат проводить все свои многолюдные заседания в здании, которое он возвел, когда никто в нем не нуждался. Очень типично!

— Еще одно принуждение в своем роде, — сказал Катон, мчавшийся вперед с такой скоростью, что Гай Марцелл-старший с трудом поспевал за ним.

— Куда мы так гонимся, Катон? В марте фасции у Павла, а он вечно опаздывает.

— Вот поэтому он такой размазня.

Комплекс, который Помпей построил на Марсовом поле неподалеку от цирка Фламиния, был более чем внушителен. Просторный каменный театр мог вместить пять тысяч зрителей и подавлял прихотливо разбросанные строения, существовавшие здесь намного дольше его. А храм Венеры Победоносной, возведенный над амфитеатром, говорил о предусмотрительности Помпея. Лицедейство, по мнению множества моралистов, дурно влияло на людей и их нравы, и потому еще пять лет назад все театральные представления проводились во временных деревянных сооружениях. Но храм Венеры превращал то, что считалось бы полупристойным, в нечто целиком отвечающее mos maiorum.

К театру примыкал большой перистиль, окруженный сотней колонн с каннелюрами и аляповатыми коринфскими капителями, которые приобрел в Греции еще Сулла. Синие, с густой позолотой колонны на фоне красных, сплошь покрытых фресками стен производили диковатое впечатление, как, впрочем, и сад, изобиловавший фонтанами, мраморными рыбами и всяческими чудищами. Денег во все это было вложено явно больше, чем вкуса.

Но Помпей на том не остановился. В дальнем конце перистиля он воздвиг курию и провел в ней необходимые обряды, чтобы там мог собираться Сенат. Курия была очень удобна и в плане напоминала сгоревшую. Та курия представляла собой прямоугольное помещение, обнесенное по трем сторонам ярусами, сбегавшими к возвышению, где восседали курульные магистраты. Верхний ярус занимали заднескамеечники, сенаторы второго разряда, недостаточно знатные, чтобы избираться на должности, и не имевшие права участвовать в прениях, ибо за ними не числилось ни воинских, ни каких-либо иных заслуг. Два средних яруса вмещали сенаторов, некогда занимавших не очень высокие, но ответственные посты. Это были плебейские трибуны, квесторы, эдилы, отмеченные наградами храбрецы. Два нижних яруса предназначались для бывших курульных эдилов, преторов, консулов, цензоров, имевших гораздо больше пространства, чтобы распушить перышки, чем их коллеги, сидевшие выше.