— Если вас это не затруднит, мсье Вернер, зовите меня Лоньоном, как мои коллеги из «Электрисите де Франс». Я не люблю свое имя. Моим друзьям оно тоже не нравится.
В отсутствие Лоньона мы часто развлекались, перебирая смешные имена, которыми могли наградить его родители. Томаш даже заглянул в календарь французского государственного управления «Почта, телеграф, телефон» и нашел несколько совершенно неимоверных имен, о которых никто никогда не слышал: Паттерн, Геноле, Фюльбер и Фиакр. Для Павла, Томаша и Тибора это стало игрой. Они называли наугад какое-нибудь имя и ждали, обернется Лоньон или нет. «Леоне… Игнаций… Ландри», «Энгерран… Парфэ… Эймар», «Ромарик, нет — Барнабе». Они так ничего и не добились. Лоньон оставался невозмутимым. Они попытали счастья с Адольфом, Бенито и Родригом. Леонид, рассуждавший как инженер, высказал предположение, что Лоньон может носить имя Анисэ или Казимир, но не отзываться на него или же его имя отсутствует в календаре. В конце концов загадка имени Лоньона была забыта, к его присутствию привыкли. Он по-прежнему приходил незамеченным, садился в сторонке, наблюдал, как играют другие, а потом исчезал, словно испарялся.
— Мы знаем по именам множество зануд, — говорил Вернер, оценивший скромность Лоньона. — У каждого из нас есть свои маленькие секреты. Лоньон хотя бы не злюка.
* * *
Инспектор Даниэль Маго появлялся в клубе редко — у него был ненормированный рабочий день, жил он в пригороде и использовал любую возможность, чтобы побыть с семьей. По воскресеньям инспектор приглашал Игоря и Вернера в павильон «Корбей». Маго ждал перевода в родную Гваделупу, хотя его дочери не хотели покидать Францию. Время от времени инспектор заходил в «Бальто» пропустить стаканчик. В клубе всегда находился человек, у которого была проблема с властями или неоплаченный штраф, и Даниэль помогал — если мог, а уж если он качал головой, все понимали и не обижались. Появление инспектора в бистро в это дождливое воскресенье вызвало всеобщее удивление. Игорь спросил, что он будет пить, и тут Маго заметил сидевшего к нему спиной Лоньона, тот наблюдал за игрой Павла и Виржила.
— Привет, Дезире!
Лоньон поднял голову и обернулся, изумленный тем, что кто-то назвал его по имени.
— Маго!
— Что ты здесь делаешь?
— А ты?
— Увлекся шахматами?
— Вы знакомы? — удивился Игорь.
Даниэль не ответил. Наступила долгая пауза. Он смотрел на Лоньона, прикидывая, что тот мог сказать и как здесь оказался.
— Так вы знакомы? — повторил вопрос Игоря Вернер.
Лоньон подошел к Маго и что-то прошептал ему на ухо.
— Не может быть! — воскликнул инспектор. — Я брежу! Вы с ума сошли!
— Ты его знаешь? — не успокаивался Игорь.
— Господа… представляю вам инспектора Дезире Лоньона из Управления общего осведомления префектуры.
— Не дури! — рявкнул Лоньон.
— Ему поручено следить за вами. Оказывается, вы — банда террористов и угрожаете безопасности стран Восточной Европы и будущему франко-советских отношений.
Членов клуба охватили противоречивые чувства, мало кто поверил Маго, и только Леонид захотел немедленно набить Лоньону морду — конечно, не в зале, а на улице. По общему мнению, подобное решение сулило больше неприятностей, чем удовольствия. Драка с представителем власти, да еще находящимся при исполнении, могла обойтись очень дорого. Большинство присутствующих не могли себе позволить такого удовольствия. Нужно было решить, что делать с Лоньоном. Изгнать мерзавца из клуба? Это слово, «изгнать», оскорбляло слух и навевало неприятные воспоминания. Никто не хотел уподобляться своим мучителям. Да и вообще, можно ли выгнать инспектора полиции? Там, где они родились, служители закона повсюду чувствовали себя как дома. Никто не знал, как обстоит дело во Франции, но лучше было не испытывать судьбу.
— У кого тут есть судимость? — злобно закричал Томаш.
— Возможно, у Павла, — предположил Владимир с едва заметной улыбкой. — Госдепартамент США отказывает ему в визе. Что, если он рецидивист?
— Это наглая ложь, я — жертва охоты на ведьм! — прорычал Павел, не сразу поняв, что его разыгрывают.
Члены клуба, привыкшие к публичным покаяниям, потребовали, чтобы Лоньон объяснился. Нет, он не услышал и не увидел ничего важного, разве что открыл для себя искусство рокировки и лучший способ создать патовую ситуацию. Нет, он ничего не докладывал о разыгрываемых партиях — наверху это никого не интересовало. Да, он каждые два месяца отчитывался перед начальством, и ему ставили на вид отсутствие полезной информации, но он не мог выдумывать и врать. Да, во Франции следят за иностранцами, коммунистами и политэмигрантами. Нет, они не опасны. Нет, он не написал в отчете, что не видит в слежке никакого смысла, потому что не хотел, чтобы его послали на «внедрение» к рабочим, студентам или террористам. А здесь у него работенка непыльная. Лоньона спросили, не стыдится ли он того, что делает. Он задумался, потом покачал головой. Нет, он исполняет законный приказ, отданный законной властью. Он никем не манипулировал, никого не обманывал и ни разу не поднял руку на человека. Он просто приходил, сидел и слушал. Лоньон сказал, что получил задание благодаря своей заурядной внешности и способности незаметно внедряться в любую среду. Если людям не задают вопросов, они теряют бдительность. Задавать вопросы — прерогатива сыщика. Он, Лоньон, никого ни о чем не спрашивал, такой у него метод. Завоевать доверие и помалкивать. Времени требуется больше, но результат гарантирован. Почти все люди испытывают потребность в разговоре. Внимательному слушателю нет нужды задавать вопросы. Ему необходимо терпение и умение ждать. Направлять собеседника можно незаметно, просто меняя выражение лица. Удивление, изумление, растерянность, интерес, сочувствие. Сочувствие играет первостепенную роль. Да, он продолжит делать свое дело, пока его не отзовут. Лучше он, чем кто-то другой. Если станет известно, что его раскрыли, могут последовать санкции, но подставить коллегу он не хочет. Лоньона попросили выйти, чтобы обсудить проблему с Даниэлем Маго.
— Можно ли запретить ему приходить в «Бальто»? — спросил Вернер.
— Невероятно, что мы ничего не замечали, — сказал Владимир, — не поняли, что среди нас чужак. Размякли. Расслабились. Такова цена жизни во Франции. Дома мы подозревали всех, не доверяли никому, а здесь никого не опасаемся. Вот нас и поимели.
— Полагаешь, будь ты настороже, это могло бы что-то изменить? — поинтересовался Павел.
— Раз мы под наблюдением, значит нас боятся, — констатировал Леонид. — Мы представляем собой угрозу, иначе зачем устанавливать слежку?
— Вспомни, что я тебе говорил! — торжествующим тоном воскликнул Имре, взглянув на Тибора.
— Только не говори, что вычислил его! — вознегодовал Павел.
— Имре и правда сказал как-то раз: «Странный тип, уши у него безразмерные», — подтвердил Тибор.
Началось обсуждение ушей Лоньона. Они вдруг показались нам слишком сильно оттопыренными, а широкие мочки вообще производили угрожающее впечатление. Мы переглядывались, каждый упрекал себя за то, что ничего не заметил и не заподозрил.