«У-у-у-ш-ш!»
«Возможно, у меня отвратительный слух, но это я слышу
прекрасно. И мне это не нравится. Какое-то большое животное сопит в кустах…
Какое же крупное животное могло здесь оказаться? Это не
олень, олени обычно фыркают. Это кто-то покрупнее и повыше койота. Может,
медведь?»
Но тут она услышала другой звук: кто-то энергично продирался
сквозь сухую жесткую листву рододендронов. В тусклом свете, падавшем из
освещенных окон дома, она увидела, как всколыхнулись ветви…
Оно выходило…
Мэри-Линетт схватила лопату и бросилась прочь. Но не к дыре
в изгороди и не к дому — там было опасно. Она побежала к сараю с козами.
«Тут я смогу защититься… не впустить его… стукнуть лопатой…»
Однако из сарая ей ничего не было видно. Сквозь грязные
стекла двух окон Мэри-Линетт все равно не могла разобрать, что там в темноте,
снаружи. Она не видела даже коз, которые находились рядом, хотя и слышала их.
«Не включай фонарь! Только выдашь себя».
Она вся напряглась и застыла, прислушиваясь к тому, что там,
снаружи.
Тишина…
Она ощущала только запах коз. Запах дубовых стружек,
которыми был устлан пол вперемешку с разлагающимся козьим пометом. Все это
издавало зловоние, но хорошо сохраняло тепло в сарае. У Мэри-Линетт от
напряжения вспотели ладони; в руках она судорожно сжимала лопату.
«Я никогда никого не трогала… с тех пор, как мы с Марком в
детстве дрались… но, черт возьми, сегодня утром я ударила незнакомого
человека…»
Она надеялась, что сможет сделать это и сейчас — если
понадобится.
Коза легонько боднула ее в плечо. Мэри-Линетт оттолкнула ее.
Другая коза вдруг заблеяла. Мэри-Линетт закусила губу.
«Снаружи кто-то есть… Козы тоже услышали…»
Она почувствовала кровь на губе и стала ее слизывать, ощущая
медный привкус, будто она держала во рту медную монетку. Кровь имела вкус меди.
Внезапно она подумала: это вкус страха.
…Дверь сарая открылась.
И тут Мэри-Линетт охватила паника.
В сарай вошел кто-то страшный. Этот кто-то сопел, как
животное, но мог открыть дверь, как человек. Она его не видела: и в сарае, и
снаружи было одинаково темно. Ей не пришло в голову включить фонарь,
единственным ее побуждением было немедленно двинуть его лопатой, прежде чем он
до нее доберется. Ею завладел чистый, первобытный инстинкт самозащиты.
Но вместо этого она лишь выдавила из себя свистящим шепотом:
— Кто это?.. Кто там?
И услышала знакомый голос:
— Я так и знал, что ты собираешься это сделать. Я тебя
обыскался.
— О, черт… Марк! — Мэри-Линетт без сил
прислонилась к стене сарая, выронив из рук лопату.
Козы продолжали блеять. У Мэри-Линетт звенело в ушах. Марк
зашел в сарай, шаркая ногами.
— Фу… Какая вонь! Что ты здесь делаешь?
— Дурак, — вместо ответа сказала
Мэри-Линетт. — Я чуть не вышибла тебе мозги.
— Ты говорила, что забудешь обо всех этих бреднях. Ты
меня обманула.
— Марк, ты не… Поговорим позже… Ты ничего здесь не
слышал? — Мэри-Линетт пыталась собраться с мыслями.
— Что, например?
Спокойствие Марка заставило Мэри-Линетт почувствовать себя
глупо.
Затем голос брата стал более резким:
— Что-то вроде воя?
— Нет. Что-то вроде сопения. — Мэри-Линетт
понемногу успокаивалась.
— Ничего я не слышал. Давай лучше пойдем отсюда
подобру-поздорову. Что мы скажем, если вдруг выйдет Джейд?
Мэри-Линетт не нашлась что ответить. Марк обитал в совсем
другом мире — счастливом сияющем мире, где самым худшим, что могло случиться в
эту ночь, была подобная ситуация.
Наконец она сказала:
— Марк, послушай. Я твоя сестра. У меня нет никаких
причин лгать тебе, или подшучивать над тобой, или унижать кого-то, кто тебе
нравится. Я не хочу делать поспешных выводов… и ничего не выдумываю. Но я
говорю тебе совершенно серьезно: с этими девушками что-то нечисто.
Марк открыл было рот, но она неумолимо продолжала:
— Поэтому сейчас ты волен выбрать любой из двух
вариантов: либо у меня крыша поехала, либо я говорю правду. Ты действительно
считаешь, что я сумасшедшая?
В эту минуту Мэри-Линетт вспомнила прошлое: как они
поддерживали друг друга в те ночи, когда болела мама; как она читала ему вслух
книжки; как заклеивала пластырем его царапины и оставляла ему побольше печенья
на завтрак. И хотя Мэри-Линетт не могла видеть Марка в темноте, она
чувствовала, что он тоже вспомнил об этом. Они испытали вместе так много. И они
всегда будут вместе.
Наконец Марк спокойно произнес:
— Ты не сумасшедшая.
— Спасибо.
— Но… Джейд не может никому причинить зла. Я просто
уверен в этом. И с тех пор, как я ее встретил… — Он на минуту
умолк. — Мэри, кажется, теперь я знаю, для чего живу. Она не похожа ни на
одну из тех девушек, которых я когда-либо встречал. Она… она такая смелая, и такая
забавная, и такая… она одна такая.
«А я-то считала, что все дело в белокурых волосах, —
подумала Мэри-Линетт. — Похоже, что дело серьезней».
Она была тронута и удивлена переменой, происшедшей в Марке.
Но еще больше напугана. Напугана до полусмерти. Ее капризный, циничный братец
нашел наконец, в кого влюбиться… и, возможно, его избранница — достойная
наследница Лукреции Борджиа.
— Мэри, может, мы все-таки пойдем домой?
Марка скрывала темнота, но по его голосу Мэри-Линетт поняла,
что дело и впрямь серьезней некуда. Ей стало совсем не по себе.
— Марк…
Внезапно она умолкла: снаружи зажегся свет. Они с Марком тут
же, столкнувшись головами, выглянули в окно сарая.
— Закрой дверь, — прошипела Мэри-Линетт таким
тоном, что Марк тут же закрыл дверь сарая.
— Сиди тихо, — добавила она, схватив его за руку и
оттолкнув к соседней стене.
Она осторожно глядела в окно.
Первой через заднюю дверь вышла Ровена, затем Джейд, а потом
Кестрель. Кестрель несла лопату.
— О боже…
— Что случилось? — Марк попытался взглянуть в
окно. Мэри-Линетт зажала ему рот рукой.
А случилось то, что девушки снова собирались копать в саду.
Сейчас они шли с пустыми руками. Но что же они намереваются
делать? Уничтожить улику? Забрать ее в дом и сжечь или расчленить на куски?
Сердце у Мэри-Линетт бешено билось.