– Так гораздо практичнее, дорогой мой, – совершенно
спокойным голосом произнес адвокат. – От добра добра не ищут, знаете ли.
Кинотеатры и так приносят громадный доход. Так что не стоило тратить время,
усилия и деньги на этот самый «домашний кинематограф» – слишком велики
вложения, и неизвестно еще, когда они станут приносить прибыль. Гораздо
практичнее сделать так, чтобы не осталось и следа и от изобретения, и от изобретателя.
Эти изобретатели, скажу вам как человек компетентный, порой хуже моровой язвы –
когда вторгаются в налаженный бизнес со своей придумкой, способной нанести
несказанный ущерб…
– На что вы надеетесь?
– То есть? – поднял бровь адвокат.
– Ваша циничная откровенность… – сказал Бестужев.
Все это время он был настороже на случай внезапного
нападения – но нет, они с адвокатом определенно были наедине в каюте, законного
обитателя которой, никаких сомнений, поглотили ледяные волны.
– А что, здесь есть свидетели? – усмехнулся
адвокат. – Или в каюте работает фонограф? Что за циничная откровенность,
вы о чем? Позвольте, прежде всего, выразить вам, дорогой господин Файхте, мою
несказанную благодарность за спасение моей жизни от этого злобного мерзавца, –
он небрежно указал подбородком в ту сторону, где лежал его мертвый
подручный. – Подлец намеревался меня убить, и, если бы не вы…
– Ах, вот как… – покривил губы Бестужев в подобии ухмылки.
– Именно так, – твердо сказал Лоренс. – Я
намеревался законнейшим образом приобрести у господина Штепанека его гениальное
изобретение – о чем, насколько я помню, свидетельствуют мои письменные
показания, данные вам совсем недавно. Упаси боже, я не собираюсь от них
отрекаться! Все именно так и обстояло, я намеревался совершить честную
коммерческую сделку, ни в малейшей степени не противоречащую законам Штатов,
Британии, да и вашей страны наверняка тоже. Явившись сюда для продолжения
переговоров я, увы, застал лишь ту печальную картину, что мы с вами сейчас
наблюдаем. Этот мерзавец, уж не знаю, кем посланный, цинично похвалился мне,
что только что оглушил инженера и выбросил его в море. Вслед за чем собирался
убить меня, как ненужного свидетеля, и, если бы не ваше спасительное появление…
Передать не могу, как я вам благодарен! Отчего вы уставились на меня так хмуро
и недружелюбно? Неужели у вас есть улики, способные мои слова опровергнуть?
Улики, которым придадут значение в суде? Что-то в вашем лице мне подсказывает,
что ни малейшими уликами вы не можете похвастать…
– Там, в тех каютах… – хрипло выговорил Бестужев.
– А что там, в тех каютах? – с наигранным удивлением
поднял брови Лоренс. – Я и представления не имею, что в «тех каютах»
происходило… Или у вас есть другие сведения? Вот кстати… С господином
Кавальканти только что произошло несчастье, после которого он никогда уже не
сможет свидетельствовать что бы то ни было в нашем мире – и если даже
допустить, что спириты не шарлатаны, а говорят правду, полученные спиритическим
путем показания духа ни один суд в мире не примет во внимание. Суд – заведение
крайне материалистическое…
– Кавальканти убили на моих глазах…
– Вот видите, – сказал Лоренс. – А виновник у вас
есть? Вижу по вашему лицу, что этот злодей сумел бесследно раствориться во
мраке… Видите, как все прекрасно устроилось?
Бестужев смотрел на него с яростью – которая, он прекрасно
понимал, была бессильной. Ничего невозможно доказать. Ничего. Этот мерзавец был
неуязвим.
– У меня сильное желание загнать вам пулю в лоб… – процедил
он сквозь зубы.
– Не сомневаюсь, старина, ничуть, – сказал
Лоренс. – Вполне понятное и простительное желание проигравшего… Но вы же
не какой-нибудь неврастеник или глупый юнец. Вы, как я понимаю, офицер в
немалых чинах, опытный разведчик. Следовательно, должны прекрасно понимать, что,
во-первых, навлечете на себя крупные неприятности, а во-вторых, ничем не
поможете делу и ничего не поправите…
Бестужев даже зарычал сквозь зубы – так хотелось легонечко
потянуть указательным пальцем спусковой крючок. Но этот скот был прав – дело
даже не в неприятностях, какие, к черту, неприятности? Пользуясь логикой
Лоренса же, не будет ни свидетелей, ни улик, если Бестужев сейчас пристрелит
этого лощеного мерзавца и выбросит тело в иллюминатор. Адвокат прав в другом:
это было бы совершенно бессмысленно…
Он с величайшим трудом подавил в себе слепую жажду мести и
распорядился:
– Отойдите еще дальше, встаньте к стене. Вот так. Если
попробуете дернуться или выхватить оружие, клянусь богом, я вас изрешечу…
– Откуда у меня оружие? – усмехнулся Лоренс, отступил
так, что касался спиной стены. – Я даже никогда и не умел с ним
обращаться. Оружие адвоката, милейший – ум и слово… Что вы делаете, можно
спросить?
Бестужев, переложив браунинг в левую руку, старательно
принялся складывать правой бумаги обратно в гуттаперчевый пояс. Получалось
довольно неуклюже, но он кое-как справлялся. Взял мешочек, помял его в ладони –
твердые маленькие предметы, и немало, алмазы, конечно – отправил его туда же.
Покончив с этим, подошел вплотную к отшатнувшемуся адвокату
и нанес ему два удара – так, чтобы на несколько минут сделать совершенно
беспомощным. Вернулся к столу, быстренько скинул смокинг, жилет, рубашку. Ежась
от наполнявшего каюту пронизывающего холода, тщательно застегнул кармашки пояса
и надел его на голое тело. Поеживаясь, тихонько охая сквозь зубы, принялся
одеваться.
Лоренс очухался раньше, чем Бестужев рассчитывал.
Пошевелился, застонал, сел на полу, гримасничая от боли и потирая рукой горло.
– Подождите, болван, – сказал он слабым, то и дело
пресекавшимся голосом. – Давайте поговорим. Никто ничего не видел, нет ни
единого свидетеля. Можете ничего мне не отдавать, спалите эти чертовы бумаги
сами, а бриллианты оставьте себе. Никто и ничего не узнает, уж я-то, будьте
уверены, в жизни словечком не проболтаюсь кому бы то ни было. Вашему начальству
доложите, что опоздали, что злодеи успели пристукнуть инженера и уничтожить
бумаги. Ну? Что вы пялитесь? Я вам выпишу чек на любую сумму в разумных
пределах – и, честью клянусь, не буду потом его опротестовывать, зачем: меня
заботит исключительно сохранение тайны, а деньги все равно не мои, наниматели
ничего не будут иметь против. Ну? Ваше офицерское жалованье лет за двести! И не
говорите, что вы сын миллионера, такие не идут в полицию! Вы представляете,
сколько я могу вам заплатить? И никто не узнает!
Цепляясь за стену, он поднялся на ноги, вытянув к Бестужеву
руку, бормоча что-то о сотнях тысяч, о том, что никто никогда ничего не узнает…
Не сдержавшись все же, Бестужев подошел и отвесил ему сокрушительную затрещину,
от которой адвокат полетел на пол. Пробормотал:
– Все, что могу, сэр…
И решительно направился прочь из каюты. Он понятия не имел,
что делать дальше и нужно ли хоть что-то делать вообще. Однако на всякий
случай, достав из кармана ключ, тщательно запер каюту с Лоренсом.
Посоветоваться с инспектором? Нужно будет подыскивать какие-то объяснения,
смерть «члена императорской фамилии» будет обнаружена очень быстро, и
Бестужеву, очень может статься, начнут задавать недоуменные вопросы… Следует
срочно придумать нечто убедительное, чтобы не раскрылась его авантюра с
выдуманной им романтической историей… Лоренс при любом раскладе будет хранить
молчание, с ним-то как раз легко договориться: молчание за молчание… А вот
Луиза… Самое уязвимое место – это Луиза, обнаружив смерть Штепанека, она, чего
доброго, поднимет шум…