Комбатант - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 20

— Пожалуй… — сказал Бестужев.

— Главное препятствие, что аппарат Штепанека пока что способен передавать только немое, неозвученное изображение. Но это чисто технологическая трудность, которую при вдумчивой работе можно и преодолеть. У меня даже появились кое-какие идеи касательно передачи звука, но я не могу заниматься этим в одиночку, без Штепанека. Как вам идея?

— Она действительно захватывающая, — сказал Бестужев. — Получается, всякий, вернувшись вечером домой, сможет сесть к аппарату и, вместо того чтобы отправляться в кинотеатр или оперу, получать фильмы и спектакли, так сказать, по подписке на дом?

— Именно. Да что угодно — спектакли, лекции, проповеди, кафешантанные номера… — профессор ухарски подмигнул. — У меня есть сильное подозрение, что значительная часть людей предпочтёт великим драмам Шекспира канкан в исполнении парижских танцовщиц, не зря же на один театр приходятся десятки кафешантанов, мюзик-холлов и прочих заведений невысокого пошиба… Такова уж человеческая природа, смешно думать, что на первом месте будут оперы и лекции по минералогии… Признаюсь вам честно: идею эту я не сам придумал, а почерпнул из фантастических романов Робида… не доводилось читать? Жаль, великолепная гимнастика для ума и великолепно освежает мозги после напряженных учёных занятий… Ну, вы вполне поняли мою мысль?

— Да, конечно, — сказал Бестужев.

И подумал: уж не эту ли идею собирается использовать против своих обидчиков заокеанский миллионер Хейворт? Чрезвычайно похоже. Конечно, если эта штука распространится в массовом масштабе подобно телефону, она не истребит кинотеатры совершенно — но финансовый ущерб им наверняка нанесёт огромный. Все, кто располагает мало-мальским достатком, захотят приобрести подобный аппарат: не нужно выходить из дома, особенно в ненастную погоду, не нужно далеко ехать, не будет опасений, что сосед по креслу в кинотеатре окажется совершенно неподходящим субъектом, вульгарным, скверно пахнущим, а то и подвыпившим… Несказанное удобство!

— Профессор… — начал он задумчиво. — А вам не кажется, что это устройство убьёт театр? Оперу?

Профессор прищурился:

— Мой юный друг, а разве фотография убила живопись? Разве тот же кинематограф убил театр? Даже если кинематограф станет звуковым, даже если во многих домах появятся синемафоны, какая-то часть людей будет по-прежнему ходить в театр, чтобы увидеть спектакль не на экране, а в исполнении «настоящих», живых актёров… или попросту для того, чтобы других посмотреть и себя показать, как это в привычке у нашего светского общества, для коего выход в театр — не приобщение к сокровищам духа, а всего-навсего ещё один светский обычай… Театр, конечно, не умрёт… а вот кинотеатры, сдаётся мне, если и не захиреют окончательно, то резко уменьшатся в количестве…

— Боюсь, их владельцам это не понравится, — осторожно сказал Бестужев.

Профессор развёл руками:

— А что прикажете делать? Поступь технического прогресса, знаете ли… В своё время пароходы значительно потеснили парусники, поезда разделались с пассажирскими дилижансами, перевозившими пассажиров меж городами. И так далее, и так далее… Против прогресса, простите за вульгарность, не попрёшь. Особенно когда на новшествах можно хорошо заработать…

— Вы говорили об этом со Штепанеком?

— Ну конечно! Я ему рисовал вдохновляющие перспективы…

— И он…

— Он категорически отказался этим заниматься. Для него это, изволите видеть, скучно и неинтересно. А впрочем, впрочем… — профессор остановился перед Бестужевым, задумчиво поскреб затылок. — Не исключено, что причины тут крылись гораздо более прозаические. Над синемафоном пришлось бы работать не год и не два. Штепанеку же хотелось славы и денег сейчас. Знаете, что мне приходит иногда в голову? Что Лео, как это ни прискорбно, увлечён материальной стороной дела гораздо больше, чем мне показалось сначала. Сейчас я даже по-иному начинаю смотреть на его желание непременно отдать аппарат именно военным. Возможно, я дурно о нём думаю, но мне начало представляться, что мотивы тут другие… Что он не имя своё хочет обессмертить подобно Шрапнелю или Галифе, а просто-напросто помнит, что военные обычно самые щедрые покупатели технических новинок по сравнению с чисто гражданскими отраслями… Возможно, я к нему несправедлив, но в эти дни я подробно вспомнил наши разговоры и споры, и закрадываются именно такие подозрения… В конце концов, мало ли изобретателей, трудившихся в чисто гражданских сферах, чьи имена стали нарицательными? Я бы очень хотел ошибаться, но теперь не знаю, что и думать…

«Если он прав, это нам создаст дополнительные трудности, — подумал Бестужев. — Человек с подобными стремлениями вполне способен переметнуться к тому, кто ему заплатит больше — а Луиза располагает гораздо большими суммами, нежели те, что выделены на это дело российским военным ведомством… Значит, нужно её опередить во что бы то ни стало…»

— А вы сами, в одиночку, не способны работать над схожим аппаратом? — спросил Бестужев.

— Увы, увы… — не без грусти признался профессор. — Видите ли, мой юный друг, практически все открытия и изобретения чётко подразделяются на две категории. Если можно так выразиться, массовую и эксклюзивную. Изобретения «массовой» категории обычно делаются в нескольких странах чуть ли не одновременно — как это было, скажем, с паровозами, пароходами, пулемётами, телефоном и множеством других вещей. Зато «эксклюзивные» изобретения — продукт уникальный, следствие, скорее, озарения, склада ума, нежели рутинной работы в определённом направлении. Здесь всё упирается в одну-единственную, неповторимую личность. Простой пример: электрическая лампочка. Множество изобретателей в Старом и Новом Свете ломали голову над тем, как создать устройство, пригодное для промышленного производства. Однако успеха добился один-единственный, русский Лодыгин, именно он придумал лампу с металлической нитью накаливания. Хвалёный американец Эдисон всего лишь усовершенствовал его изобретение, хотя и любит пошуметь о себе как об «отце лампочки». Точно так же обстоит и с дизель-мотором: многие пытались его создать, но запатентовал, изобрёл мой соотечественник Рудольф Дизель, чье имя мотор сейчас по праву и носит. А если, упаси господи, с Дизелем и Лодыгиным в юности, в детстве произошёл бы несчастный случай? Боюсь, у нас и сегодня не было бы ни электролампы, ни дизель-мотора…

— Вы хотите сказать, что так же обстоит…

— Вот именно, — решительно сказал профессор. — Поверьте на слово знатоку своего дела. Именно так обстоит и со Штепанеком. Его изобретение — как раз из категории эксклюзивных. Пока что никто не в состоянии повторить его работу… и я тоже, как ни грустно признаться. У меня есть кое-какие соображения по поводу того, как могло бы работать устройство для звукового сопровождения телеспектроскопа — но без Штепанека я не в состоянии эти идеи претворить в жизнь. Ну вот так вот выпало, что он — гений! — Профессор в нешуточной досаде встряхнул сжатыми кулаками. — Капризный, себе на уме, кажется, одержимый жаждой злата — но гений… Работу которого никто пока что не в состоянии повторить. Тем более, что значительная её часть, как это обычно и бывает, в патенте не изложена и хранится исключительно в голове моего незадачливого ученика. В науке, в технике, в инженерном деле такое случается чаще, чем принято думать. Пренеприятнейший тип… но гений, неповторимый и единственный, гром его разрази!