— Почему же? — с натянутой улыбкой спросил молодой
человек.
— Потому что прежние «племяннички» не производили
впечатления военных. Классические штафирки. А в вас, поверьте бывшему
императорскому гвардейцу, просматривается военная выправка. И в лошадях вы
разбираетесь неплохо. Я, пожалуй, склонен верить, что вы и в самом деле имеете
какое-то отношение к гвардейской кавалерии. Офицер офицера всегда высмотрит… Я
так понимаю, вы все — какие-то тайные агенты, верно?
Молодой человек пожал плечами с самой простецкой улыбкой.
— Ну конечно, вам не положено признаваться, — хмыкнул
профессор. — Что же вы за тайный агент, если будете признаваться всем и
каждому? Видите ли, драгоценный мой гость, у меня есть маленькая
страстишка, — он, не оборачиваясь, указал большим пальцем руки на книжную
полку. — Грешен, грешен… В свободное время ради успокоения взбудораженных
мозгов люблю почитать авантюрные романы, все эти истории о сыщиках… Шерлок
Холмс, Лекок, Рультабиль и прочие… Вы не увлекаетесь? Жаль, отличный отдых для
ума… Вам интересно послушать, какие выводы я сделал касаемо вереницы гостей,
одержимых желанием добраться до Штепанека?
— Ну, если только любопытства ради…
— Да бросьте, — добродушно прорычал
профессор. — Какое там любопытство, вы нешуточно напряглись… Ну, извольте.
Каюсь, я всё придумал насчёт полумиллиона золотом, которые просит Штепанек за
своё изобретение. Помыкавшись как следует и поняв всё уныние своего положения,
он готов удовлетвориться и суммой вдесятеро меньшей… Это было нечто вроде
лабораторного опыта, понимаете? Мне любопытно было, как все вы станете на
этакую сумму реагировать… И знаете, что обнаружилось? Один только мрачный
верзила, прикидывавшийся то репортером, то торговым агентом, был всерьез
ошарашен и не смог этого скрыть. Остальные, в том числе и вы, и американская
девица, бровью не повели. Следовательно, сумма вас не пугала… и отсюда
проистекает, что денежки в вашем распоряжении чужие. За всеми вами, в таком
случае, — либо государство, либо богатые коммерческие предприятия. Я прав?
Ах, простите, я увлекся, ну конечно, вам не положено откровенничать о таких
вещах… А жаль. При всем своём богатом и разнообразном жизненном опыте я впервые
вижу тайных агентов, да ещё в таком количестве. Интересно было бы побеседовать
о тонкостях и подробностях вашего увлекательного ремесла… Откуда же вы? Уж,
безусловно, не из Германии. В вашем безукоризненном немецком нет ничего от
германской немецкой речи, вы определённо изучали язык по учебникам, он для вас
не родной… А впрочем… Могу поклясться, что вы какое-то время прожили в
Лёвенбурге. Мне приходилось там бывать. Ваш немецкий — книжный,
безукоризненный, но в нём иногда проскакивают типично лёвенбургские словечки и
обороты, которые не почерпнешь из учебников… Их можно подхватить только
непосредственно в Лёвенбурге. Я прав?
— Вам бы сыщиком быть, профессор…
— Моя нынешняя стезя меня полностью устраивает, —
серьёзно ответил профессор. — А всё остальное — не более чем то, что
англичане именуют hobby.
— И что же вы намерены делать? — с натянутой
улыбкой осведомился молодой человек.
— Я? — профессор недоуменно поднял брови. — С
чем или с кем? Ах, касаемо вас… Да ничего, помилуйте! Что я должен делать? Вы
ведь ничего противозаконного не совершили, всего-навсего наврали с три короба,
и только… — Он посерьёзнел. — Могу вас заверить: если бы аппарат
Штепанека был вещью серьёзной, из разряда государственных секретов, я
немедленно уведомил бы о вас всех либо полицию, либо другие учреждения. Но,
поскольку речь идет о технической пустышке… Забавляйтесь, дамы и господа, бога
ради! Коли вам не жалко времени и сил… Кто станет сообщать в полицию о людях,
которые настолько… недальновидны, что собираются за огромные деньги покупать
очередной вечный двигатель? Ну, ваше здоровье!
Янтарный напиток полился в стопки. Видно было, что хмель и
на профессора подействовал самую чуточку, он стал более размашист в жестах и
громогласен в речах.
— Всего месяц назад официально признано, что аппарат
Штепанека не представляет никакого интереса для империи, — продолжал он
зычно. — Бедняга Лео вздумал предложить свой аппарат военному министерству
— разумеется, рассчитывая на соответствующее вознаграждение. Генералы, между
нами говоря, обычно умом не блещут, но на сей раз они проявили здравомыслие и
обратились к учёным. Была созвана комиссия, состоявшая из профессоров Цюммхау,
Гарраха и вашего покорного слуги. Комиссия единогласно пришла к выводу…
впрочем, мое мнение вам уже известно. Между прочим, я сделал последнюю попытку
исправить положение. Я предложил Лео оставить дурацкий дальногляд и заняться
другим устройством, не в пример более жизнеспособным. Это была последняя
попытка призвать его к трезвомыслию. Идея вполне реальна и могла бы принести
нешуточную реальную выгоду. Но Лео, что называется, закусил удила. Пышно
изъясняясь, он отверг протянутую руку. Бедняга, он уже решительно не способен
оставаться в реальном мире, он упрямо твердил, что рано или поздно сколотит
состояние на своём дальногляде. Никаких аргументов не воспринимает, логике не
внемлет. Фанатик, одержимый одной-единственной идеей: выгодно продать
дальногляд. А жаль, — сказал он с искренним сожалением. — Светлая
голова была, мог бы стать блестящим учёным… Чертовски многообещающий молодой
человек… был. Это-то самое печальное.
Молодой человек в сером костюме сидел и покорно слушал — ему
просто-напросто ничего другого и не оставалось.
— Послушайте, юноша, — сказал профессор
доверительно. — Ну право же, бросьте вы это дело! Заверяю вас своим
честным научным именем: толку от этого аппарата не больше, чем от пустой
бутылки. По одной-единственной, но весомейшей причине… Штепанек упирает на то,
что его дальногляд будет крайне полезен военным на поле боя. Но глух к
одному-единственному факту, уничтожающему все его умственные построения:
сегодня, в тысяча девятьсот девятом году от Рождества Христова, попросту не
существует достаточно сильного и компактного источника энергии, способного
питать дальногляд в полевых условиях. Можно, конечно, протянуть провода на пару
километров… но в боевой обстановке чересчур велик риск, что они будут
повреждены. Чтобы аппарат работал автономно, нужно нечто вроде электрической
батареи… но пока что столь мощных батарей электротехника создать не в
состоянии… да и в обозримом будущем я не вижу перспективы. Здесь дело обстоит в
точности так, как это было с аэропланами в прошлом столетии. Пока в качестве
источника энергии двигателя использовалась только паровая машина, ни один
аэроплан не мог оторваться от земли. И только когда был изобретен достаточно
легкий двигатель внутреннего сгорания, аэропланы смогли взмыть под облака. В
точности так и с аппаратом Штепанека. При том нешуточном количестве
электрической энергии, которую он потребляет, он привязан к электростанциям в
прямом смысле слова — я имею в виду провода. Беспроводной вариант пока
невозможен. А следовательно, в военных целях аппарат бесполезен… или может
применяться только в тех условиях, где вполне достаточно обычных полевых
биноклей или подзорных труб.
И молодой человек слушал внимательнейше. Ему давно уже
пришла в голову не столь уж безумная идея: всё происходящее могло оказаться
тонкой, дьявольской игрой. Герр профессор, вроде бы простяга, рубаха-парень,
благожелательный и хлебосольный, на деле вполне способен оказаться
заагентуренным здешними учреждениями. И более крупные персоны, нежели хозяин
уютной усадьбы, бывали заагентурены самым распрекрасным образом… ну скажем,
некто воззвал к его патриотизму и предложил взять на себя важную миссию:
сбивать с толку всех, кто охотится за аппаратом Штепанека. Прекрасно разыгрывая
простодушие и откровенность, внушать визитерам, что аппарат гроша ломаного не
стоит. А на деле всё может обстоять совсем наоборот, австрийцы уже вовсю строят
аппараты для собственной армии, но, как люди предусмотрительные, хотят сбить с
толку конкурентов, представить всё химерой, не имеющей практического значения.
Вполне разумное предположение, подобные ухватки частенько применялись в самых
разных уголках света. Если уж ты не удержал в тайне существование аппарата,
можно попытаться представить его никчемным… Так что следовало не поддаваться
первым впечатлениям о профессоре, он вполне мог оказаться человеком с двойным дном,
участником тонкой игры…