— Разумеется, — кивнул молодой человек.
Он видел, что профессор уже забыл о чрезвычайно скользкой
теме, — то есть о том, где ему могло попасться имя сэра Персиваля Глайда.
Ну что ж, кажется, всё обойдётся, не стоит только произносить это имя ещё раз…
— Надеюсь, от доброго доппель-кюммеля не
откажетесь? — спросил профессор. — Офицер гвардейской кавалерии, как
говаривали во времена моей молодости, обязан употреблять благородные напитки
даже во сне…
— Мне, право, неловко…
— Глупости, — энергично сказал профессор. —
Церемонии — там, в особняке, а здесь можно и попросту… Я же сказал вам, что мне
хочется отвлечься, работа была долгая и адски трудная, я рад поболтать о чём-то
совершенно постороннем… Не стоит звать этих павлинов, я прекрасно сам
справлюсь… Скудость закуски также не должна пугать кавалерийского офицера… Мне
на войне приходилось пить и «под конскую гриву», и даже под «далёкий выстрел»…
Говоря всё это, он достал из шкафчика графин с напитком
светло-янтарного цвета, серебряные стопки, ловко разрезал на серебряном блюдце
два крупных яблока.
— За здоровье гостя! — Он, осушив свою чарку,
присмотрелся. — Браво, юноша, браво: не поморщившись, одним махом… В
лучших традициях гвардейской кавалерии… Теперь за лошадей?
Из дипломатических соображений отказаться было решительно
невозможно, и молодой человек браво осушил вторично приличную чарку янтарного
напитка. К его облегчению, профессор не стал разливать по третьей. С хрустом
прожевав ломтик спелого яблока, требовательно спросил:
— Итак?
— Речь идет о вашем ученике Лео Штепанеке.
Выразительное лицо профессора моментально изменилось так,
словно вместо яблока им был только что разжёван лимон.
— Не самая приятная тема… Строго говоря, Штепанек — не
мой ученик, а моя крупная ошибка… слава богу, единственная. Единственный, кого
я не смог достойно ввести в большую науку… исключительно по его собственной
вине, но всё равно, я обязан был сделать всё… У вас, правда, не сыщется более
приятной темы для беседы?
— Увы, профессор… — сокрушенно сказал молодой
человек. — У меня одна-единственная тема. Штепанек… вернее, его аппарат,
его изобретение…
— Ага, ага… — поморщился профессор. —
Телеспектроскоп, он же, изволите видеть, дальногляд… Дурацкий аппарат, дурацкое
изобретение… даже название дурацкое: телеспектроскоп, изволите видеть… Эта
вечная страсть любителей химерических выдумок к пышным названиям… Если вы имеете
в виду именно дальногляд… предпочитаю именовать его именно так, всё же приятнее
для слуха, нежели теле…
— Да, именно дальногляд.
— Фикция, — веско сказал профессор. — Вздор.
Мнимонаучная химера, мертворожденный ублюдок, если совсем простецки… — он
говорил с неподдельным чувством, с нешуточной экспрессией. — Ни на что не
пригодная безделка…
— Я не сомневаюсь, что вы совершенно правы,
профессор, — осторожно сказал молодой человек. — Вам, крупнейшему
электротехнику империи, конечно же, виднее… Но, быть может, вы мне позволите
всё же высказаться?
— Ну, извольте, — сердито фыркнул профессор, у
которого явно имелось в запасе ещё немало цветисто-уничижительных эпитетов для
изобретения его бывшего ученика.
— Понимаете ли, профессор, ситуация такова, что мне совершенно
безразлично, чем является дальногляд: гениальным изобретением или химерой.
Более того, я даже рад, что это именно химера…
— Ох, как вы меня интригуете… Ну!
— Происхождением я могу хвастать смело, — сказал
молодой человек. — Глубь веков, дыхание столетий, крестоносцы, война
Роз… — он старательно изображал гораздо более захмелевшего, чем был на
самом деле. — К великому сожалению, не могу подкрепить основательное
генеалогическое древо столь же основательным состоянием… чёрт возьми, могу признаться:
я беден, как церковная мышь. Единственный источник благополучия — это
содержание, которое я получаю от дядюшки, седьмого герцога Нортумберлендского…
Профессор энергично поднял палец:
— Логически рассуждая, как учёный… Уж не наследник ли
вы почтенного герцога?
— Пока что, — сокрушенно сказал молодой
человек. — Именно — пока что. В нынешнем завещании именно я значусь
единственным наследником, однако…
— Ну да, — понятливо кивнул профессор. —
Всегда отыщется добрая дюжина других, пусть и дальних, но всё же родственников…
Я вас правильно понял?
— Да, — сказал молодой человек с видимым
унынием. — Хорошо ещё если только дюжина… впрочем, и полное отсутствие
других кандидатов в наследники меня бы не спасло, дядюшка из тех людей, что в
крайности способны оставить всё какому-нибудь обществу попечения над бездомными
морскими свинками… Короче говоря, дядя, как многие наши джентльмены, человек
эксцентричный… и заядлый коллекционер. Вот только собирает он, увы, не
раковины, не медали, не старые дверные замки — а именно что заведомые
технические химеры.
— Перпетуум-мобиле? — усмехнулся профессор.
— Всё гораздо печальнее, — отозвался молодой
человек. — Перпетуум-мобиле, то есть вечный двигатель, существует в сотнях
разновидностей. А дядюшка собирает именно что уникальные химеры. Существующие в
единственном экземпляре. У него, например, почётное место в коллекции занимает
«атмосферофон, вызывающий дождь с помощью магнетическо-оптических колебаний»…
— Размеры? — деловито осведомился профессор.
— Примерно в четверть этой комнаты, — сказал
молодой человек. — Он даже работает, герр профессор. Да-да, представьте
себе: приводится в действие паровой машиной в полторы лошадиных силы, ужасно
воняет газолином, грохочет и воет, там вращаются разные зеркальные диски,
причудливые кривошипы и прочие шестерни… — Он уныло закончил: — Вот только
дождь, понятно, с её помощью не удалось вызвать ни разу. Но в этом-то дядюшка и
видит ценность данного аппарата, полагая его жемчужиной коллекции. Это
единственная в своём роде техническая химера, понимаете? Есть в Британии два
почтенных джентльмена, попытавшиеся в последние годы тягаться с
дядюшкой, — но их коллекции решительно уступают. И уж конечно, у них нет
ничего, способного потягаться с «магнетическим атмосферофоном». Оба джентльмена
ужасно этим огорчены и надеются, как это водится среди коллекционеров,
подставить дядюшке ножку, перебежать дорогу при первом же удобном случае.
— И вы хотите сказать, что ваш дядюшка прослышал…
— Ну да, разумеется! — воскликнул молодой
человек. — Один из его секретарей только тем и занят, что следит за
британской и европейской прессой, чтобы выискивать сообщения о возможных
жемчужинах… О Штепанеке много писали европейские газеты…
— И совершенно зря, — угрюмо бросил профессор.
— Я согласен, вам виднее… Но я ведь рассматриваю всё со
своей колокольни… Одним словом, дядюшка узнал о дальногляде — и конечно же
возжелал его иметь у себя в коллекции. В том случае, разумеется, если это и
вправду химера.