— Она интересовалась вашим домом?
— Нет, — ответил я. — По-моему, она довольно сдержанно
относится к творчеству своего брата. — Я встал. — Не стану больше отнимать у
вас время. Постарайтесь найти цыганку.
— Могу вас заверить, что поиски будут продолжаться. Коронеру
она тоже очень нужна.
Я попрощался с ним и вышел из участка. И, тут, как
говорится, легка на помине — из почтового отделения выходит Клодия Хардкасл.
Как раз в тот момент, когда я шел мимо. Мы остановились. С некоторой
неловкостью, которую испытываешь, когда обращаешься к человеку, только что
похоронившему кого-то из близких, она сказала:
— Я очень переживаю смерть Элли, Майк. Больше я вам ничего
не скажу. Я понимаю, как.., как тяжко вам выслушивать все эти соболезнования.
Но это… Но я должна была это вам сказать.
— Я знаю, — отозвался я. — Вы ведь любили Элли. Вы помогли
ей почувствовать себя здесь как дома. Я очень вам благодарен.
— Я хотела задать вам один вопрос и, думаю, лучше спросить
вас сейчас, пока вы не уехали в Америку. Я слышала, вы скоро уезжаете?
— Как только разберусь с делами.
— Я хотела спросить вас.., не хотите ли вы продать ваш дом?
Я подумала, что вы решите дать объявление о его продаже до отъезда… И если да,
то мне хотелось бы первой услышать ваши условия.
Я смотрел на нее во все глаза. Вот уж от кого не ожидал
подобного вопроса.
— Вы хотите сказать, что не прочь его купить? Но мне
казалось, что современная архитектура вас не привлекает.
— Мой брат Рудольф сказал мне, что это его лучшая работа. А
кому знать, как не ему? Вы, конечно, пожелаете получить за него большие деньги,
но я готова их заплатить. Да, мне хотелось бы иметь этот дом.
Признаться, я был ошарашен. До этого наш дом явно не вызывал
у нее восхищения. Интересно, подумал я — не в первый, кстати, раз, — каковы на
самом деле их с братом отношения? Может, она поклонница его таланта? Иногда мне
казалось, что она его не любит, даже ненавидит. Отзывалась она о нем очень
странно. Но каковы бы ни были ее истинные чувства, Сэнтоникс значил для нее
немало, в этом я не сомневался.
— Вы полагаете, что я продам дом и уеду отсюда — потому что
здесь погибла Элли, — сказал я и медленно покачал головой. — Вы ошибаетесь. Мы
с ней были здесь счастливы, и где, как не здесь, мне легче всего хранить память
о ней. Нет, я не стану продавать Цыганское подворье — ни за какие деньги,
уверяю вас!
Наши взгляды скрестились в безмолвном поединке. Она опустила
глаза первой.
Я набрался храбрости и спросил:
— Вы когда-то были замужем. Меня это, конечно, не касается,
но не зовут ли вашего бывшего мужа Стэнфордом Ллойдом?
Она молча на меня посмотрела, потом отрывисто произнесла:
— Да, — и отвернулась.
Глава 3
Полная неразбериха — вот все, что я помню о том кошмарном
времени. Репортеры, задающие вопросы, требующие подробностей, огромное
количество писем и телеграмм, и Грета, которая каким-то непостижимым образом со
всем этим справляется…
К моему крайнему изумлению, родичи Элли оказались в тот
момент вовсе не в Америке. Я был потрясен, узнав, что большинство из них здесь,
в Англии. То, что Кора Ван Стивизант оказалась в Англии, это понятно. Она была
женщиной неугомонной и металась по всей Европе: из Италии в Париж, оттуда в
Лондон, из Лондона обратно в Америку — сначала в Палм-Бич
[35]
, а потом на
Запад, на свое ранчо. В день смерти Элли она была всего в пятидесяти милях от
нас, пытаясь подыскать подходящий дом в Англии. Она прилетела на два-три дня в
Лондон, нашла новых агентов по торговле недвижимостью, известила их о своих
условиях, разъезжая по округе, осмотрела с полдюжины домов. В тот самый день
Стэнфорд Ллойд, как выяснилось, прилетел в Лондон на том же самолете на
какое-то деловое свидание. И узнали они о смерти Элли не из телеграмм,
отправленных нами в Соединенные Штаты, а из газетных сообщений.
По поводу похорон возник ожесточенный спор. Я считал, что
Элли следует похоронить там, где она умерла. Там, где мы с ней жили.
Но ее семейство было категорически против. Они пожелали
перевезти ее тело в Америку, чтобы похоронить там, где покоятся ее предки: дед,
отец, мать и прочие родственники. В их желании, если вдуматься, не было ничего
противоестественного.
На переговоры со мной явился Эндрю Липпинкот.
— Она никогда не высказывала никаких пожеланий относительно
того, где ее похоронить, — весьма резонно заметил он.
— А с какой стати она должна была высказывать такие
пожелания? — разозлился я, — Сколько ей было? Двадцать один! В двадцать один
год никто не задумывается о смерти и о том, где и как его похоронят. Наверное,
она захотела бы, чтобы нас похоронили рядом. Но кто думает о смерти в расцвете
лет?
— Совершенно справедливое замечание, — согласился мистер
Липпинкот. — А затем сказал:
— Боюсь, вам тоже придется съездить в Америку. Есть много
деловых вопросов, которые требуют вашего внимания.
— Деловых вопросов? А какое я имею отношение к бизнесу?
— Самое прямое, — ответил он. — Разве вам не известно, что,
согласно завещанию, вы являетесь основным наследником состояния,
принадлежавшего Элли?
— В качестве ближайшего родственника?
— Нет. Согласно ее завещанию.
— Разве Элли оставила завещание?
— Конечно, — ответил мистер Липпинкот. — Элли была деловой
женщиной. Это и неудивительно, ведь она с малых лет жила среди бизнесменов.
Поэтому, как только она стала совершеннолетней, то есть незамедлительно после
регистрации брака, она составила с помощью своего лондонского адвоката
завещание, один экземпляр по, ее распоряжению переслали мне. — Помолчав, он
сказал:
— Если вы приедете в Штаты, настоятельно рекомендую вам
передать свои дела в руки хорошего адвоката.
— Зачем?
— Потому что при наличии огромного капитала, большого
количества недвижимости, ценных бумаг и пакетов акций в различных отраслях
промышленности вам потребуется правовая помощь.
— Я ничего не смыслю в таких вещах, — признался я. — Ничего.
— Я понимаю, — отозвался мистер Липпинкот.
— А не мог бы я передать все это в ваши руки?