Ночная тьма - читать онлайн книгу. Автор: Агата Кристи cтр.№ 16

— Значит, вы все-таки поженились? — спросил он.

— Да, — ответила Элли, — и теперь намерены построить себе дом.

— У меня здесь с собой эскизный проект, — сказал он мне. — Она вам сказала, что приезжала, разыскала меня и отдала.., распоряжения? — договорил он, намеренно подобрав это слово.

— О нет, не распоряжения, — запротестовала Элли. — Я вас еле упросила.

— Вам известно, что мы купили участок? — спросил я.

— Элли сообщила мне об этом телеграммой. И прислала с десяток фотографий.

— Разумеется, прежде всего вам придется приехать и посмотреть участок, — сказала Элли. — Вдруг он вам не понравится.

— Мне он нравится.

— Как вы можете так говорить, если не видели его?

— Я видел его, дитя мое. Пять дней назад я слетал туда. Кстати, встретил одного из ваших адвокатов, англичанина с таким кувшинным рылом.

— Мистера Кроуфорда?

— Именно. По правде говоря, работа уже началась: расчищают участок, убирают развалины, кладут фундамент, делают дренаж… Когда вы вернетесь в Англию, мы там встретимся. — Он вынул эскизы, и мы сидели, разговаривая и разглядывая наш будущий дом. Среди эскизов был даже акварельный набросок дома, а также архитектурные проекции и общий вид участка.

— Ну как, вам нравится, Майк? Я удовлетворенно вздохнул.

— Да, — сказал я. — Об этом я и мечтал.

— Вы довольно часто говорили о том, какой бы вам хотелось иметь дом. И, когда на меня находило вдохновение, я вспоминал именно тот участок земли, который вас так очаровал. Вы ведь были буквально влюблены в дом, который, возможно, никогда бы не увидели воочью.

— Но он обязательно появится, — вмешалась Элли. — Вы его построите, правда?

— Если на то будет воля Бога или дьявола, — усмехнулся Сэнтоникс. — От меня это не зависит.

— Разве вам не лучше? — В моем голосе звучало сомнение.

— Запомните раз и навсегда: мне уже никогда не станет лучше. Судьбу не переломить.

— Чепуха, — сказал я. — Сейчас то и дело изобретают новые лекарства. Врачи же просто мерзавцы. Сколько раз бывало, что они приговаривают человека к смерти, а он смеется над ними и живет еще добрых пятьдесят лет.

— Восхищен вашим оптимизмом, Майк, но у меня слишком серьезное заболевание. Меня кладут в больницу, меняют кровь всю целиком, и я выхожу на волю, получив небольшой запас жизни. Но с каждым разом этот запас становится все меньше и меньше.

— Вы очень храбрый человек, — заметила Элли.

— О нет, совсем не храбрый. Когда твердо знаешь, что тебя ждет, особой храбрости не требуется. Нужно только отыскать себе утешение.

— Строить дома, например?

— Нет, не в этом. С каждым разом я слабею все больше, и поэтому строить дома становится труднее. Силы убывают. Но утешение все-таки можно найти. Порой очень странное.

— Я вас не понимаю, — сказал я.

— Вы и не поймете меня, Майк. И даже вы, Элли. Впрочем, вы скорее. — И продолжал, обращаясь больше к себе, чем к нам:

— В человеке всегда живут рядом слабость и сила. Слабость порождает убывающая жизнеспособность, а силу — нереализованная энергия. Если вам суждено вскорости умереть, то уже не имеет значения, чем именно вы занимаетесь. Поэтому можете смело потакать своим капризам. Вас ничто не остановит и никто. Ну предположим, я отправлюсь разгуливать по улицам Афин, стреляя в не понравившихся мне людей.

— Но вас могут арестовать, — заметил я.

— Конечно, могут. Но что из этого? Самое большое, на что способны блюстители закона, — это лишить меня жизни. Но очень скоро меня лишит жизни сила, куда более могущественная, нежели закон. А как еще они могут меня наказать? Посадить меня в тюрьму на двадцать — тридцать лет? Это просто смешно. Я столько не проживу. Полгода-год, самое большее полтора! Никто ничего со мной не может сделать. Поэтому в отпущенный судьбой остаток жизни я — король. Я могу делать что хочу. Порой эта мысль опьяняет. Одна беда — нет больше соблазнов, нет ничего эдакого криминального, чем бы мне хотелось потешиться.

Когда после визита к нему мы ехали в Афины, Элли сказала:

— Какой странный человек. Знаешь, иногда я его боюсь.

— Боишься Рудольфа Сэнтоникса? Почему?

— Потому что он не такой, как другие, и потому что в нем есть что-то жестокое, и он очень высокомерен. И по-моему, высокомерие это вызвано тем, что он знает — дни его сочтены. А вдруг он, — щеки Элли вспыхнули от волнения, в глазах появился тревожный блик, — вдруг он воздвигнет для нас волшебный замок на скале среди сосен, а когда мы приедем туда, встретит нас на пороге и затем…

— Что «затем», Элли?

— Войдет вслед за нами в дом, захлопнет двери и там же на пороге убьет нас? Перережет нам горло или еще как-нибудь.

— Господи, Элли, ну и мысли же у тебя!

— Понимаешь, Майк, мы с тобой живем в нереальном мире. Мы мечтаем о том, чему, быть может, никогда не суждено сбыться.

— Это Цыганское подворье навело тебя на мысли о смерти?

— Его название и то проклятие, что лежит на нем.

— Нет никакого проклятия! — закричал я. — Все это чепуха. Выкинь это из головы! Мы подъезжали к Афинам.

Случилось это, по-моему, на следующий день. Когда на ступеньках афинского Акрополя мы наткнулись на группу американских туристов, совершавших круиз вокруг Греции. Одна из туристок вдруг отделилась от группы и бросилась прямо к Элли.

— Господи, глазам не верю, неужто это Элли Гутман? Что ты здесь делаешь? А я и понятия не имела, что ты в Греции. Ты что, тоже в круизе? — затараторила эта дама. По виду ей было лет тридцать пять.

— Нет, — ответила Элли, — я приехала в Афины на несколько дней.

— Страшно рада тебя видеть! А Кора тоже здесь?

— Нет, Кора, по-моему, в Зальцбурге [13] .

— Ну и ну! — Тут дама посмотрела на меня, и Элли небрежно-светским тоном сказала:

— Позвольте познакомить вас: мистер Роджерс, миссис Беннингтон.