Да, я это понимал.
Потом Старик спокойно предложил:
— А почему бы тебе не ввести ее в курс дела?
— Ты имеешь в виду, спросить Софию, не будет ли она
возражать, если… — Я осекся.
Старик энергично закивал.
— Да-да. Я вовсе не предлагаю тебе что-то вынюхивать за
спиной у девушки. Посоветуйся с ней, узнай ее мнение по этому поводу.
И вот на следующий день я ехал в Суинли-Дин в компании с
главным инспектором Тавернером и сержантом Лэмбом.
Сразу за полем для игры в гольф мы свернули на подъездную
дорогу, которую, по-видимому, до войны перегораживали импозантные ворота. Их
смела волна патриотизма или безжалостных реквизиций. Мы проехали по длинной
извилистой дороге, по обеим сторонам обсаженной рододендронами, и выехали на
усыпанную гравием короткую аллею, ведущую к дому.
Потрясающее зрелище открылось моим глазам! Интересно, почему
особняк назывался «Три фронтона»? Правильней было бы назвать его «Одиннадцать
фронтонов». Здание производило странное впечатление: оно казалось несколько
перекошенным с фундамента до крыши. И я понял, почему. С точки зрения
архитектуры это был простой коттедж деревенского типа — но коттедж, раздутый до
невероятных размеров, словно оказавшийся под огромным увеличительным стеклом. Косые
балки крыши, дерево, кирпич, треугольные фронтоны — «кривой домишко» из
детского стишка, вдруг выросший, как гриб, за одну ночь!
Но замысел архитектора я уловил. Я видел перед собой
воплощенное представление выбившегося из низов зажиточного грека о чем-то
английском. Сооружение призвано было являть собой дом истинного англичанина —
но при этом не уступало по размерам хорошему средневековому замку! Интересно,
что думала об этом семейном гнездышке первая миссис Леонидис? Вряд ли
кто-нибудь советовался с ней и обсуждал проект здания. Скорей всего,
экзотический супруг приготовил для нее маленький сюрприз.
Интересно, содрогнулась она при виде этого монстра — или
улыбнулась?
Но так или иначе, чета Леонидисов жила здесь счастливо.
— Немножко чересчур, да? — сказал инспектор Тавернер. —
Конечно, старый джентльмен постарался вовсю. Практически это три отдельных дома
под одной крышей — со своими кухнями и прочим. Внутри все отделано по высшему
разряду.
В дверях дома появилась София. Она была без шляпы, в зеленой
блузке и юбке из твида.
При виде меня девушка стала как вкопанная:
— Ты?!
— София, — торопливо сказал я. — Мне нужно поговорить с
тобой. Где это можно сделать?
На какое-то мгновение мне показалось, что София откажется разговаривать
со мной, но потом она повернулась со словами:
— Сюда, пожалуйста.
Мы пересекли небольшую лужайку. Отсюда открывался прекрасный
вид на поле для игры в гольф; за ним поднимался поросший редкими елями холм, а
дальше простирались туманные луга.
София провела меня в садик с каменными декоративными
горками, и мы уселись на страшно неудобную, грубо сработанную деревянную
скамью.
— Итак? — Голос девушки не предвещал ничего хорошего.
Я доложил ей все, что имел доложить.
София слушала очень внимательно. По ее лицу нельзя было
догадаться, о чем она думает, но, когда наконец я умолк, девушка глубоко
вздохнула.
— Твой отец — очень умный человек.
— У Старика есть свои достоинства. Сам я лично нахожу эту
идею недостойной, но…
— О нет, — прервала меня София. — Это вовсе не недостойная
идея. Это единственная тактика, которая может привести к реальным результатам.
Твой отец, Чарлз, безошибочно угадал мои мысли. Он понял меня лучше, чем ты.
Неожиданно она ударила кулаком одной руки о ладонь другой. Это был почти жест
отчаяния.
— Я должна знать правду. Я должна знать.
— Из-за нас? Но, дорогая…
— Не только из-за нас, Чарлз. Я должна знать правду ради
собственного спокойствия. Понимаешь… Вчера я тебе не сказала… Но дело в том,
что я боюсь.
— Боишься?
— Да! Боюсь, боюсь, боюсь! Полиция, и твой отец, и ты, и все
вокруг полагают, что это сделала Бренда.
— Просто вероятность этого…
— О да, вероятность велика. Да. Но когда я говорю:
«Вероятно, это сделала Бренда», — я полностью отдаю себе отчет в том, что это
всего лишь желаемое. Потому что, видишь ли, в действительности я так не думаю.
— Ты так не думаешь? — медленно переспросил я.
— Не знаю. Ты имел возможность посмотреть на это дело со
стороны, как я и хотела. Теперь выслушай меня. Я просто-напросто не верю, что
Бренда на такое способна. Мне кажется, она не из тех, кто станет подвергать
себя какой-либо опасности. Она слишком заботится о своем покое.
— А как насчет этого молодого человека? Лоуренса Брауна?
— Лоуренс — заячья душа. У него не хватило бы смелости на
подобный поступок.
— Как знать.
— Да, мы ничего не можем знать наверняка. То есть люди могут
поступать иногда самым неожиданным образом. И зачастую сложившееся о человеке
представление оказывается совершенно неверным… Но все-таки Бренда… — София
покачала головой. — Она всегда вела себя в полном соответствии со своим
характером. Это тот тип женщин, который я называю гаремным. Любит праздно
сидеть у окна и есть конфеты, любит красивую одежду и драгоценности, читает
дешевые романы и ходит в кино. И — странно даже говорить такое, когда речь идет
о восьмидесятилетнем старике, — Бренда побаивалась дедушку. В нем была какая-то
сила, понимаешь? Рядом с ним любая женщина могла почувствовать себя…
Королевой, фавориткой султана! Думаю, дедушка заставил
Бренду ощутить себя пленительной романтической героиней. Он всю жизнь знал, как
вести себя с женщинами — а ведь это искусство, которое с годами только
совершенствуется.
Я отвлекся от размышлений о Бренде и вернулся к
взволновавшей меня фразе Софии.
— Почему ты сказала, что боишься?
София легко задрожала и стиснула руки.
— Потому что боюсь, — тихо произнесла она. — И очень важно,
чтобы ты понял это. Видишь ли, мы чрезвычайно странная семья… Все мы в чем-то
жестоки… Причем каждый — по-своему. Вот что страшно.
Очевидно, не уловив на моем лице понимания, София с чувством
продолжала:
— Попробую объяснить, что я имею в виду. Возьмем, к примеру,
дедушку. Однажды, рассказывая о своей юности в Смирне, он вскользь упомянул,
что зарезал двух человек. В рассказе фигурировал какой-то скандал, смертельное
оскорбление… Подробностей дедушка сам не помнил — но для него это убийство
казалось чем-то совершенно естественным. И ведь он действительно почти напрочь
забыл обстоятельства случившегося. Но здесь, в Англии, просто дико слышать, как
о таких вещах упоминают вскользь, к слову.