— Дорогой мистер Саттертуэйт, вы заставляете меня краснеть,
— с улыбкой проговорил мистер Кин. — Насколько мне помнится, все эти дела
распутали вы, а не я.
— Только благодаря вам, — с видом непоколебимой убежденности
заявил мистер Саттертуэйт.
— Гм-да. — Полковник Мелроуз, начинавший терять терпение,
откашлялся. — Мы не можем больше задерживаться. Пора ехать, — и решительно
направился к машине.
Нельзя сказать, чтобы он был в восторге от того что
Саттертуэйт, в своей непонятной лихорадке, навязывал ему совершенно незнакомого
человека — но веских возражений в голову как-то не приходило, к тому же им действительно
пора было спешить.
Мистер Саттертуэйт галантно предоставив мистеру Кину место в
середине, сам сел возле дверцы. Места и правда оказалось достаточно для всех
троих, так что им даже не пришлось особенно тесниться.
— Так вас, мистер Кин, интересуют преступления? — спросил
полковник, стараясь быть любезным.
— Не совсем.
— Что же тогда?
Мистер Кин улыбнулся.
— Спросим мистера Саттертуэйта. Знаете, он ведь тонкий
наблюдатель.
— Думаю… — медленно проговорил мистер Саттертуэйт, — то
есть, возможно, я ошибаюсь, но… думаю, что мистера Кина больше всего интересуют
любовники.
На последнем слове — коего ни один англичанин не произнесет
без смущения — мистер Саттертуэйт залился краской, и сакраментальное слово
прозвучало у него как-то виновато, словно в кавычках.
— О-о, — озадаченно сказал полковник и умолк, решив про
себя, что этот приятель Саттертуэйта, кажется, подозрительный субъект.
Он незаметно покосился на мистера Кина. Да нет, с виду вроде
человек как человек, довольно молодой. Смугловат, правда, но в целом нисколько
не похож на иностранца.
— А теперь, — торжественно объявил мистер Саттертуэйт, — я
должен изложить вам наше сегодняшнее дело.
Он говорил около десяти минут. Едва различимый в темном углу
мчащегося сквозь ночь авто, он наслаждался пьянящим чувством собственного
могущества. Что из того, чти в жизни он всего лишь зритель? В его распоряжении
слова. Они ему подвластны. Он волен сплести из них узор, причудливый узор, в
котором оживет и красота Лоры Дуайтон — белизна обнаженных рук, золото волос, —
и темная, загадочная фигура Поля Делангуа, любимца дам. Фоном же пусть послужит
древний Олдеруэй, незыблемо стоящий на английской земле со времен Генриха VII,
если не раньше; Олдеруэй, обсаженный стрижеными тисами, за которыми тянутся
хозяйственные постройки и темнеет пруд — в былые времена по пятницам монахи
вытаскивали из него жирных карпов.
Всего несколько точных, четких штрихов — и готов портрет
сэра Джеймса Дуайтона, прямого потомка старинного рода де Уиттонов. Эти де
Уиттоны всегда славились своим умением выкачивать деньги из всей округи и
складывать их в кованые сундуки, так что, когда наступили черные времена и
многим английским семействам пришлось потуже затянуть пояса, богатство Олдеруэя
ничуть не оскудело.
И вот финал! С самого начала и до конца мистер Саттертуэйт
был уверен в благосклонности слушателей. Теперь он смиренно ждал заслуженной
похвалы, и она не заставила себя ждать.
— Вы настоящий художник, мистер Саттертуэйт.
— Я… — Блестящий рассказчик неожиданно стушевался. — Я
просто старался быть точным.
Они уже несколько минут, как миновали главные ворота
олдеруэйского парка и теперь подъезжали к парадному крыльцу. По ступенькам
навстречу машине спешил констебль.
— Добрый вечер, сэр. Инспектор Кертис в библиотеке.
Мелроуз взбежал на крыльцо, его спутники последовали за ним.
В просторном вестибюле их встретил насмерть перепуганный старик дворецкий.
Мелроуз на ходу кивнул ему:
— Добрый вечер, Майлз. Печальное событие.
— Вы правы, сэр, — заметно дрожащим голосом отвечал
дворецкий. — Просто не укладывается в голове. Как подумаю, что какой-то злодей…
— Да-да, конечно, — не дослушал Мелроуз. — После поговорим,
— и, не останавливаясь, прошагал дальше.
В библиотеке его почтительно приветствовал инспектор,
огромный детина солдафонского вида.
— Скверное дельце, сэр. До вашего приезда я ничего не
трогал. Отпечатков нет, чисто сработано. Так что убийца, судя по всему, не новичок.
Мистер Саттертуэйт скользнул взглядом по сгорбленной фигуре
за огромным письменным столом и торопливо отвел глаза. Удар был нанесен сзади,
со всего размаху, череп раздроблен — в общем, зрелище малопривлекательное.
Само орудие убийства валялось на полу: бронзовая статуэтка
высотой около двух футов, в пятнах невысохшей крови на основании. Мистер
Саттертуэйт наклонился, чтобы рассмотреть ее получше.
— Венера, — вполголоса сообщил он. — Стало быть, Венера
явилась виновницей его гибели.
Образ был не лишен поэзии, есть о чем поразмышлять на
досуге.
— Все окна заперты, — продолжал докладывать инспектор, —
изнутри.
Последовала многозначительная пауза — Значит, все-таки
кто-то из своих, — неохотно заключил начальник полиции. — Ну что ж, будем
разбираться Убитый был одет в костюм для гольфа, сумка с битами небрежно
брошена на широкую кожаную кушетку.
— Прямо с поля пришел, — пояснил инспектор, проследив за
взглядом шефа. — В пять пятнадцать закончил игру — и прямо сюда. Дворецкий
подал ему чай, а после чая он позвонил, чтобы лакей принес тапочки. Пока что
выходит, что этот самый лакей как раз и видел его последний — живого.
Мелроуз кивнул и вернулся к изучению письменного стола.
От сильного сотрясения многие из настольных украшений
опрокинулись, некоторые разбились. Заметно выделялись большие часы темной
эмали, лежавшие посреди стола.
Инспектор откашлялся.
— А вот тут нам, что называется, повезло так повезло. Видите
— стоят. Ровно половина седьмого, сэр! Вот вам и время совершения преступления.
Редкостная удача, сэр!
Полковник долго всматривался в лежащие на боку часы.
— Да уж точно, редкостная, — сказал он наконец и, помолчав
немного, добавил: — Даже чересчур редкостная. Не нравится мне это, инспектор.
Он обернулся к своим спутникам.
— Нет, черт возьми, больно уж все гладко получается —
догадываетесь, о чем я? — Он заглянул в глаза мистера Кина, словно ища
поддержки. — В жизни так не бывает.
— Вы хотите сказать, — уточнил мистер Кин, — что часы так не
падают?