Когда Маккуин узнал, что клочок письма, которое они так
тщательно сожгли, уцелел и что в нем упоминалось о деле Армстронгов, он тут же
сообщил об этом остальным. Это обстоятельство сразу поставило под угрозу
графиню Андрени, и ее муж поспешил подделать свой паспорт. Тут их во второй раз
постигла неудача. Они договорились все, как один, отрицать свою связь с
семейством Армстронг. Им было известно, что я не смогу проверить их показания,
и они полагали, что я не буду вникать в детали, разве что кто-то из них вызовет
у меня подозрения.
Осталось рассмотреть еще одну деталь. Если предположить, что
я правильно восстановил картину преступления – а я верю, что именно так и есть,
– из этого неизбежно следует, что проводник был участником заговора. Но в таком
случае у нас получается не двенадцать присяжных, а тринадцать. И вместо
обычного вопроса: «Кто из этих людей виновен?» – передо мной встает вопрос:
«Кто же из этих тринадцати невиновен?» Так вот, кто же этот человек?
И тут мысль моя пошла несколько необычным путем. Я решил,
что именно та особа, которая, казалось бы, и должна была совершить убийство, не
принимала в нем участия. Я имею в виду графиню Андрени. Я поверил графу, когда
он поклялся мне честью, что его жена не выходила всю ночь из купе. И я решил,
что граф Андрени, что называется, заступил на место жены.
А если так, значит, одним из присяжных был Пьер Мишель.
Чем же объяснить его участие? Он степенный человек, много
лет состоит на службе в компании. Такого не подкупишь для участия в убийстве. А
раз так, значит, Пьер Мишель должен иметь отношение к делу Армстронгов. Но вот
какое, этого я не представлял. И тут я вспомнил о погибшей горничной – ведь она
была француженкой. Предположим, что несчастная девушка была дочерью Пьера
Мишеля. И тогда объясняется все, включая и выбор места преступления. Чьи роли в
этой трагедии оставались нам еще неясны?
Полковника Арбэтнота я представил другом Армстронгов. Он,
наверное, воевал вместе с полковником. О роли Хильдегарды Шмидт в доме
Армстронгов я догадался легко. Как гурман, я сразу чую хорошую кухарку. Я
расставил фрейлейн Шмидт ловушку, и она не замедлила в нее попасть. Я сказал,
что убежден в том, что она отличная кухарка. Она ответила: «Это правда, все мои
хозяйки так говорили». Но когда служишь горничной, хозяйка не знает, хорошо ли
ты готовишь.
Оставался еще Хардман. Я решительно не мог подыскать ему
места в доме Армстронгов. Но я представил, что он мог быть влюблен во
француженку. Я завел с ним разговор об обаянии француженок, и это произвело
ожидаемое впечатление. У него на глазах выступили слезы, и он притворился,
будто его слепит снег.
И наконец, миссис Хаббард. А миссис Хаббард, должен вам
сказать, играла в этой трагедии весьма важную роль. Благодаря тому, что она
занимала смежное с Рэтчеттом купе, подозрение должно было прежде всего пасть на
нее. По плану никто не мог подтвердить ее алиби. Сыграть роль заурядной, слегка
смешной американки, сумасшедшей матери и бабушки, могла лишь настоящая
артистка. Но ведь в семье Армстронгов была артистка – мать миссис Армстронг,
актриса Линда Арден. – И Пуаро перевел дух.
И тут миссис Хаббард звучным, вибрирующим голосом, столь
отличным от ее обычного голоса, мечтательно сказала:
– А мне всегда хотелось играть комедийные роли. Конечно, с
умывальной сумочкой вышло глупо. Это еще раз доказывает, что нужно репетировать
как следует. Мы разыграли эту сцену по дороге сюда, но, наверное, я тогда
занимала четное купе. Мне в голову не пришло, что засовы могут помещаться в
разных местах. – Она уселась поудобнее и поглядела в глаза Пуаро. – Вы знаете о
нас все, мсье Пуаро. Вы замечательный человек. Но даже вы не можете представить
себе, что мы пережили в тот страшный день. Я обезумела от горя, слуги горевали
вместе со мной… полковник гостил тогда у нас. Он был лучшим другом Джона
Армстронга.
– Джон спас мне жизнь в войну, – сказал Арбэтнот.
– И тогда мы решили – может быть, мы и сошли с ума, не знаю…
но мы решили привести в исполнение смертный приговор, от которого Кассетти
удалось бежать. Нас было тогда двенадцать, вернее, одиннадцать – отец Сюзанны
был, разумеется, во Франции. Сначала мы думали бросить жребий, кому убить
Кассетти, но потом нашему шоферу Антонио пришла в голову мысль о суде
присяжных. А Мэри разработала весь план в деталях с Гектором Маккуином. Он
обожал Соню, мою дочь… Это он объяснил нам, как Кассетти с помощью денег
улизнул от расплаты.
Немало времени ушло на то, чтобы осуществить наш план.
Сначала нужно было выследить Рэтчетта. Это в конце концов удалось Хардману.
Затем мы попытались определить на службу к Кассетти Гектора и Мастермэна или
хотя бы одного из них. И это нам удалось. Потом мы посоветовались с отцом Сюзанны.
Полковник Арбэтнот настаивал, чтобы нас было ровно двенадцать. Ему казалось,
что так будет законнее. Он говорил, что ему претит орудовать кинжалом, но ему
пришлось согласиться с тем, что это сильно упростит нашу задачу. Отец Сюзанны
охотно к нам присоединился. Кроме Сюзанны, у него не было детей. Мы узнали от
Гектора, что Рэтчетт вскоре покинет Восток и при этом обязательно поедет
«Восточным экспрессом». Пьер Мишель работал на этом экспрессе проводником –
такой случай нельзя было упустить. Вдобавок тем самым исключалась возможность
навлечь подозрения на людей, не причастных к убийству. Мужа моей дочери,
конечно, пришлось посвятить, и он настоял на том, чтобы поехать с ней. Гектору
удалось подгадать так, чтобы Рэтчетт выбрал для отъезда день, когда дежурил
Мишель. Мы хотели скупить все места в вагоне Стамбул – Кале, но нам не повезло:
одно купе было заказано. Его держали для директора компании. Мистер Харрис –
это, конечно же, выдумка чистейшей воды. Видите ли, если бы в купе Гектора был
посторонний, это нам очень помешало бы. Но в последнюю минуту появились вы… –
Она запнулась. – Ну что ж, – продолжала она. – Теперь вы все знаете, мсье
Пуаро. Что вы собираетесь предпринять? Если вы должны поставить в известность
полицию, нельзя ли переложить всю вину на меня, и только на меня? Да, я охотно
проткнула бы его кинжалом и двенадцать раз. Ведь он виновен не только в смерти
моей дочери и внучки, но и в смерти другого ребенка, который мог бы жить и
радоваться. Но и это еще не все. Жертвами Кассетти были многие дети и до Дейзи;
у него могли оказаться и другие жертвы в будущем. Общество вынесло ему
приговор: мы только привели его в исполнение. Зачем привлекать к этому делу
всех? Они все верные друзья – и бедняга Мишель… А Мэри и полковник Арбэтнот –
ведь они любят друг друга…
Ее красивый голос эхом отдавался в переполненном вагоне –
низкий, волнующий, хватающий за душу голос, многие годы потрясавший
нью-йоркскую публику.
Пуаро посмотрел на своего друга:
– Вы директор компании, мсье Бук. Что вы на это скажете?
Мсье Бук откашлялся.
– По моему мнению, мсье Пуаро, – сказал он, – ваша первая
версия была верной, совершенно верной. И я предлагаю, когда явится югославская
полиция, изложить эту версию. Вы не возражаете, доктор?