– А я, пожалуй, могу ответить на ваш вопрос, – сказал Пуаро.
– Смотрите, к нам пожаловал американский сыщик мистер Хардман.
– Неужели он тоже идет признаваться?
Пуаро еще и ответить не успел, а американец уже стоял у
стола. Он понимающе подмигнул присутствующим и, усаживаясь, протянул:
– Нет, вы мне объясните, что здесь происходит? Настоящий
сумасшедший дом.
Пуаро хитро на него посмотрел:
– Мистер Хардман, вы случайно не служили садовником у
Армстронгов?
– У них не было сада, – парировал мистер Хардман, буквально
истолковав вопрос.
– А дворецким?
– Манеры у меня неподходящие для дворецкого. Нет, я никак не
связан с Армстронгами, но сдается мне, я тут единственное исключение. Как вы
это объясните? Интересно, как вы это объясните?
– Это, конечно, несколько странно. – Пуаро был невозмутим.
– Вот именно, – поддакнул мсье Бук.
– А как вы сами это объясняете, мистер Хардман? – спросил
Пуаро.
– Никак, сэр. Просто ума не приложу. Не может же так быть,
чтобы все пассажиры были замешаны в убийстве, но кто из них виновен, ей-ей, не
знаю. Как вы раскопали их прошлое – вот что меня интересует.
– Просто догадался.
– Ну и ну!.. Да я теперь про вас на весь свет растрезвоню.
Мистер Хардман откинулся на спинку стула и восхищенно
посмотрел на Пуаро.
– Извините, – сказал он, – но поглядеть на вас, в жизни
такому не поверишь. Завидую, просто завидую, ей-ей.
– Вы очень любезны, мистер Хардман.
– Любезен не любезен, а никуда не денешься – вы меня
обскакали.
– И тем не менее, – сказал Пуаро, – вопрос окончательно не
решен. Можем ли мы с уверенностью сказать, что знаем, кто убил Рэтчетта?
– Я пас, – сказал мистер Хардман, – я в этом деле не участвую.
Восхищаюсь вами, что да, то да, но и все тут. А насчет двух остальных вы еще не
догадались? Насчет пожилой американки и горничной? Надо надеяться, хоть они тут
ни при чем.
– Если только, – Пуаро улыбнулся, – мы не определим их к
Армстронгам, ну, скажем, в качестве кухарки и экономки.
– Что ж, меня больше ничем не удивишь. – Мистер Хардман
покорился судьбе. – Настоящий сумасшедший дом, одно слово!
– Ах, друг мой, вы слишком увлеклись совпадениями, – сказал
мсье Бук. – Не могут же все быть причастны к убийству.
Пуаро смерил его взглядом.
– Вы не поняли, – сказал он. – Совсем не поняли меня.
Скажите, вы знаете, кто убил Рэтчетта?
– А вы? – парировал мсье Бук.
– Да, – кивнул Пуаро. – С некоторых пор – да. И это
настолько очевидно, что я удивляюсь, как вы не догадались. – Он перевел взгляд
на Хардмана и спросил: – А вы тоже не догадались?
Сыщик покачал головой. Он во все глаза глядел на Пуаро.
– Не знаю, – сказал он. – Я ничего не знаю. Так кто же из
них укокошил старика?
Пуаро ответил не сразу.
– Я попрошу вас, мистер Хардман, – сказал он, чуть помолчав,
– пригласить всех сюда. Существуют две версии этого преступления. Я хочу, когда
все соберутся, изложить вам обе.
Глава 9
Пуаро предлагает две версии
Пассажиры один за другим входили в вагон-ресторан и занимали
места за столиками. У всех без исключения на лицах были написаны тревога и
ожидание. Шведка все еще всхлипывала, миссис Хаббард ее утешала:
– Вы должны взять себя в руки, голубушка. Все обойдется. Не
надо так расстраиваться. Если даже среди нас есть этот ужасный убийца, всем
ясно, что это не вы. Надо с ума сойти, чтобы такое на вас подумать! Садитесь
вот сюда, а я сяду рядышком с вами, и успокойтесь, ради бога.
Пуаро встал, и миссис Хаббард замолкла.
В дверях с ноги на ногу переминался Пьер Мишель:
– Разрешите остаться, мсье?
– Разумеется, Мишель.
Пуаро откашлялся:
– Дамы и господа, я буду говорить по-английски, так как
полагаю, что все вы в большей или меньшей степени знаете этот язык. Мы
собрались здесь, чтобы расследовать убийство Сэмюэла Эдуарда Рэтчетта – он же
Кассетти. Возможны две версии этого преступления. Я изложу вам обе и спрошу
присутствующих здесь мсье Бука и доктора Константина, какую они сочтут
правильной.
Все факты вам известны. Сегодня утром мистера Рэтчетта нашли
убитым – он был заколот кинжалом. Нам известно, что вчера в двенадцать тридцать
семь пополуночи он разговаривал из-за двери с проводником и, следовательно, был
жив. В кармане его пижамы нашли разбитые часы – они остановились в четверть
второго. Доктор Константин – он обследовал тело – говорит, что смерть наступила
между двенадцатью и двумя часами пополуночи. В половине первого, как все вы
знаете, поезд вошел в полосу заносов. После этого покинуть поезд было
невозможно.
Мистер Хардман – а он сыщик нью-йоркского сыскного агентства
(многие воззрились на мистера Хардмана) – утверждает, что никто не мог пройти
мимо его купе (купе номер шестнадцать в дальнем конце коридора) незамеченным.
Исходя из этого мы вынуждены заключить, что убийцу следует искать среди
пассажиров вагона Стамбул – Кале. Так нам представлялось это преступление.
– То есть как? – воскликнул изумленный мсье Бук.
– Теперь я изложу другую версию, полностью исключающую эту.
Она предельно проста. У мистера Рэтчетта был враг, которого он имел основания
опасаться. Он описал мистеру Хардману своего врага и сообщил, что покушение на
его жизнь, если, конечно, оно произойдет, по всей вероятности, состоится на
вторую ночь по выезде из Стамбула.
Должен вам сказать, дамы и господа, что Рэтчетт знал гораздо
больше, чем говорил. Враг, как и ожидал мистер Рэтчетт, сел на поезд в Белграде
или в Виньковцах, где ему удалось пробраться в вагон через дверь, которую
забыли закрыть полковник Арбэтнот и мистер Маккуин, выходившие на перрон в
Белграде. Враг этот запасся формой проводника спальных вагонов, которую надел
поверх своего обычного платья, и вагонным ключом, который позволил ему
проникнуть в купе Рэтчетта, несмотря на то что его дверь была заперта. Мистер
Рэтчетт не проснулся – он принял на ночь снотворное. Человек набросился на
Рэтчетта с кинжалом, нанес ему дюжину ударов и, убив, ушел из купе через дверь,
ведущую в купе миссис Хаббард…
– Да, да, это так… – закивала миссис Хаббард.