Мерлинвиль-сюр-Мер,
Франция
Дорогой сэр, крайне нуждаясь в помощи детектива, я по
причинам, которые объясню вам позже, не желаю прибегать к услугам полиции.
Будучи много наслышан о ваших недюжинных способностях и крайней
осмотрительности, уверен, что могу положиться на вашу сдержанность. Не решаясь
доверить все обстоятельства моего дела бумаге, могу сообщить лишь, что некие
секретные сведения, которыми я располагаю, заставляют меня ежечасно опасаться
за свою жизнь. Убежден, что неминуемая беда нависла надо мною, и потому умоляю
вас не медлить. В Кале вас будет ждать автомобиль, прошу только телеграфировать
время прибытия. Буду чрезвычайно обязан, если вы сможете оставить дела,
которыми сейчас занимаетесь, и целиком посвятить себя моим интересам. Готов
выплатить вам необходимую компенсацию. Вероятно, я буду нуждаться в вашей
помощи довольно длительное время, ибо может случиться, что вам придется поехать
в Сантьяго, где я в свое время провел несколько лет. Предоставляю вам самому
назвать сумму вознаграждения, с которой я заранее согласен.
Еще раз заверяю вас, что дело не терпит отлагательств.
С совершенным почтением
П.Т. Рено.
Внизу, под подписью, видно наспех, нацарапали приписку,
которую с трудом можно было разобрать: «Ради всего святого, приезжайте!»
Я вернул письмо Пуаро, чувствуя, как сердце забилось у меня
в груди.
– Ну, наконец-то! – воскликнул я. –
Безусловно, это что-то из ряда вон выходящее.
– Возможно, – сказал Пуаро в раздумье.
– Вы, конечно, поедете, – продолжал я.
Пуаро кивнул. Он сидел, целиком уйдя в свои мысли, потом,
видно приняв решение, бросил взгляд на часы. Лицо его было чрезвычайно
серьезно.
– Итак, мой друг, не будем терять времени. Впрочем,
экспресс «Континенталь» отправляется от вокзала Виктория
[9]
в
одиннадцать часов, так что можно не волноваться. Минут десять мы еще можем
поговорить. Вы ведь поедете со мной, n'est-ce pas?
[10]
– Да, но…
– Вы же говорили, что в ближайшие полмесяца не
понадобитесь вашему шефу.
– Да, верно. Но этот мосье Рено ясно дал понять, что
его дело чрезвычайно конфиденциально.
– Не тревожьтесь. С мосье Рено я все улажу. Кстати, это
имя мне как будто знакомо.
– Есть, например, известный южноамериканский миллионер
Рено. Может быть, это он и есть?
– Без сомнения. Тогда понятно, почему он упоминает
Сантьяго. Сантьяго – в Чили, а Чили – в Южной Америке! О! Вот мы все и
выяснили! А вы обратили внимание на постскриптум? Вам он не показался странным?
Я задумался.
– Видимо, когда мосье Рено писал письмо, он еще владел
собою, а последние четыре слова черкнул в порыве отчаяния.
В ответ Пуаро решительно покачал головой.
– Ошибаетесь, мой друг. Разве вы не видите, что письмо
написано яркими, черными чернилами, а постскриптум – совсем бледными?
– Ну и что же? – спросил я озадаченно.
– Mon Dieu,
[11]
mon ami, напрягите же
свои серые клеточки! Разве не понятно? Мосье Рено написал письмо. Не промокнув
чернила, он внимательно перечитал его. Потом, отнюдь не в порыве отчаяния, а
совершенно обдуманно он приписал эти последние слова и только тут промокнул
письмо.
– Зачем?
– Parbleu! Да чтобы они произвели на меня такое же
сильное впечатление, как на вас.
– Вот как?
– Mais oui.
[12]
Он хочет заручиться
моим согласием. Он перечел письмо и остался недоволен. Решил, что получилось
недостаточно убедительно.
Пуаро помолчал, потом вкрадчиво заговорил, и глаза его
сверкнули зеленым огнем, который неизменно указывал, что мой друг охвачен
азартом:
– Итак, mon ami, именно потому, что постскриптум сделан
не в порыве отчаяния, а спокойно и хладнокровно, мосье Рено крайне необходимо
мое присутствие и мы должны отправиться в путь немедленно.
– Мерлинвиль, – пробормотал я задумчиво. –
Сдается мне, я что-то слышал о нем.
Пуаро кивнул.
– Да, это небольшой, но модный курорт где-то между
Булонью
[13]
и Кале. Вероятно, у мосье Рено есть дом в Англии?
– Да, помнится, в Ратленд-Гейте. И большое поместье
где-то в Хартфордшире.
[14]
Но вообще-то я мало что знаю о нем,
он ведь не общественный деятель. Думаю, что он ворочает в Сити
[15]
крупными делами, связанными с Южной Америкой, и что бывает в Чили и Аргентине.
– Ну да ладно, все это мы сможем узнать у него самого.
Что ж, давайте собираться в дорогу – упакуем самое необходимое и закажем такси
до вокзала Виктория.
В одиннадцать часов мы уже отбыли в Дувр. Перед отходом
поезда Пуаро отправил мосье Рено телеграмму, в которой уведомлял о времени
нашего прибытия в Кале.
На пароходе я счел за лучшее не нарушать уединение моего
друга. Погода стояла великолепная, и море было спокойное, точно пресловутая
тихая заводь, поэтому, когда мы сходили с парохода в Кале, я ничуть не
удивился, увидев улыбку на лице Пуаро. Однако тут нас ждало разочарование – нас
не встречали, и обещанного автомобиля не было, правда, Пуаро предположил, что
телеграмму просто еще не успели получить.
– Ничего, наймем автомобиль, – бодро заявил он.
Не прошло и нескольких минут, как мы уже тряслись в самой
старой и дребезжащей колымаге, какую только можно себе вообразить, по
направлению к Мерлинвилю.
Я чувствовал необычайный подъем, между тем как Пуаро
поглядывал на меня довольно сурово.
– Ваша веселость не к добру, Гастингс. «Фей»,
[16]
как говорят шотландцы.
– Какая чепуха! Вы, стало быть, не разделяете мои
чувства?