Горящая земля - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Корнуэлл cтр.№ 30

— Господин, — проговорил он, — скажи мне, скажи, что это неправда.

— Это правда, отец.

— Всеблагой Господь!

Он покачал головой и перекрестился.

— Я буду молиться за ее душу, господин. Я буду молиться за ее душу еженощно, господин, и за твоих дорогих детей.

Он замолк под моим зловещим взглядом, но потом нетерпение взяло верх.

— Такие новости, господин! — воскликнул он. — У меня такие новости!

Приведенный в отчаяние выражением моего лица, он повернулся, чтобы поднять мешок со своими жалкими пожитками, который швырнули с «Дракона-Мореплавателя».

— Какие новости? — спросил я.

— Ярл Хэстен, господин, — горячо проговорил Виллибальд. — Он требует, чтобы его жена и два его сына крестились, господин!

Он улыбнулся, как будто ожидал, что я разделю его радость.

— Он этого хочет? — удивленно спросил я.

— Он добивается крещения своей семьи! Я написал для него письмо, адресованное нашему королю! Похоже, наши проповеди приносят свои плоды, господин. Жена ярла, Господи благослови ее душу, узрела свет! Она жаждет спасения, которое предлагает наш Бог! Она наконец-то полюбила нашего Спасителя, господин, и ее муж одобрил ее обращение.

Я молча смотрел на отца Виллибальда, нарушая его веселье угрюмым выражением лица, но священника нелегко было обескуражить. В нем вновь забурлил энтузиазм.

— Разве ты не видишь, господин? — спросил он. — Если она обратится, он последует за ней! Так часто бывает, господин, что сперва жена находит спасение, а когда жены указывают путь, за ними следуют мужья!

— Он усыпляет наши подозрения, отец, — сказал я.

«Дракон-Мореплаватель» уже присоединился к флоту, неуклонно двигавшемуся на север.

— Ярл — растревоженная душа, он часто говорил со мной.

Священник воздел руки к небу, где били крыльями мириады водяных птиц.

— На небесах ликуют, господин, когда всего один грешник раскаивается. А он так близок к спасению! А когда обращается в истинную веру вождь, господин, его люди следуют за ним ко Христу.

— Вождь? — глумливо улыбнулся я. — Хэстен всего лишь эрслинг. Он — дерьмо. И он не растревожен, отец, его тревожит только собственная жадность. Нам еще придется его убить.

Виллибальда привел в отчаяние мой цинизм. Он отошел и сел рядом с моим сыном. Я наблюдал, как они разговаривают, и гадал, почему Утред никогда не рвется беседовать со мной, хотя, похоже, его заворожил Виллибальд.

— Надеюсь, ты не отравляешь мальчишке мозги, — окликнул я.

— Мы говорим о птицах, господин, — живо ответил Виллибальд, — и о том, куда они улетают на зиму.

— Куда же они улетают?

— За море? — предположил Виллибальд.

Отлив ослабел, замер и повернул вспять, и вместе с ним мы вернулись в реку.

Я сидел, погрузившись в раздумья, на рулевой площадке, в то время как Финан стоял за большим рулевым веслом.

Мои люди гребли не спеша, довольные тем, что можно позволить приливу поработать за них, и пели песню про Эгира, бога моря, Ран, его жену, и девять их дочерей — всех их следовало задобрить, чтобы кораблю не грозила опасность в диких водах. Они пели песню потому, что знали — она мне нравится; но мотив казался мне пустым, а слова — бессмысленными, и я не присоединился к пению. Просто глядел на дым, курившийся над Лунденом, на темноту, пятнающую летнее небо, и желал быть птицей, поднимающейся высоко в ничто и исчезающей.

Письмо Хэстена возродило в Альфреде жизнь. Это письмо, сказал он, — знак Господней милости, и епископ Эркенвальд, конечно, согласился с ним. Епископ говорил, что это Бог перебил язычников при Феарнхэмме, а теперь совершил чудо в сердце Хэстена.

Виллибальда послали в Бемфлеот с приглашением Хэстену привезти семью в Лунден, где и Альфред, и Этельред стали бы крестными отцами Брунны, Хэстена Младшего и настоящего Хорика. Никто не потрудился сделать вид, что глухонемой заложник и есть сын Хэстена, но в том возбуждении, которое царило в Уэссексе, когда лето перешло в осень, обман был прощен. Глухонемой заложник (я назвал его Харальдом) был послан ко мне домой. Он оказался смышленым мальчиком, и я поставил его работать в оружейной, где он продемонстрировал умение обращаться с точильным камнем и пылкое желание изучить оружие.

Еще я сторожил Скади, потому что никто, казалось, не хотел иметь с ней дела. Некоторое время я демонстрировал ее в клетке у своих дверей, но такое унижение было слишком малой расплатой за наложенное ею проклятье. Теперь она была бесполезна в качестве заложницы, потому что ее любовник был заперт на острове Торней, и в один прекрасный день я повез ее вверх по реке в одной из маленьких лодок, которые мы держали у лунденского разбитого моста.

Торней находился недалеко от Лундена, и с тридцатью людьми на веслах мы добрались до реки Колаун еще до полудня.

Мы медленно поднялись вверх по речке, но остров оказался — смотреть не на что. Люди Харальда (их было меньше трехсот) построили земляную стену, увенчанную палисадом из колючих кустов. Над этим препятствием виднелись копья, но крыш не было, потому что на Торнее не имелось леса для постройки домов. Река неспешно обтекала остров с двух сторон, и мы плыли вдоль заболоченной местности, за которой я видел два лагеря саксов, осаждавших остров. Два корабля стояли на якоре у берега, оба с командой из мерсийцев; их задача заключалась в том, чтобы никакие припасы не дошли до осажденных датчан.

— Твой любовник там, — сказал я Скади, показав на колючие кусты.

Я приказал Ралле, управлявшему кораблем, подвести нас к острову как можно ближе, и, когда мы почти коснулись тростников, потащил Скади на нос.

— Вон твой ни на что не годный одноногий любовник, — сказал я ей.

Пригоршня датчан, дезертировавших с острова, доложила, что Харальд ранен в левую ногу и в пах. Осиное Жало, очевидно, ударило его под подол кольчуги, и я вспомнил, как клинок стукнулся о кость, как я сильнее налег на него, так что железо скользнуло вверх по бедру, разорвав мышцы и вспоров кровеносные сосуды — и остановилось в паху. Нога загноилась, и ее отре́зали. Харальд все еще жил, и, может быть, его ненависть и пыл вдохнули жизнь в его людей, оказавшихся теперь лицом к лицу с самым мрачным будущим.

Скади промолчала. Она посмотрела на колючую стену, над которой виднелось несколько наконечников копий. На ней была рубашка рабыни, плотно подпоясанная на тонкой талии.

— Они жрут своих лошадей, — сказал я. — И ловят угрей, лягушек и рыбу.

— Они выживут, — вяло сказала она.

— Они в ловушке, — пренебрежительно отозвался я, — и на сей раз Альфред не будет платить им золотом за то, чтобы они ушли. Когда ударит зима, они сдадутся, и Альфред убьет их всех. Одного за другим, женщина.