Горящая земля - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Корнуэлл cтр.№ 28

— Нет! — громче произнес я.

— И мать, и дитя, — очень тихо проговорила Этельфлэд.

Я закрыл глаза. Мой мир потемнел, стал черным, потому что моя Гизела умерла.

«Wyn eal gedreas» [7] .

Это из другой поэмы, которую иногда поют в моем доме. Эта поэма печальна и потому правдива. «Wyrd biр ful araed», — говорится в ней. Судьбы не миновать. И «wyn eal gedreas» — всякая радость умирает.

Вся моя радость умерла, и я погрузился во тьму.

Финан сказал, что я выл как волк; может, я действительно выл, хотя и не помню этого. Горе надлежит скрывать. Человек, который сперва пропел, что судьбы не миновать, продолжил песню словами, что мы должны сковать цепями наши самые сокровенные мысли. От затуманенного горем разума нет толку, сказал он, и надлежит скрывать печальные мысли. Может, я и вправду выл, но потом я потряс руку Этельфлэд и зарычал на людей, сваливавших трупы в реку. Я приказал двум из них помочь тем, что пытались оттащить тела, застрявшие между быками разрушенного моста.

— Позаботься о том, чтобы наших лошадей свели вниз с вершины холма, — сказал я Финану.

В тот момент я не думал о Скади, иначе я позволил бы Вздоху Змея забрать ее гнилую душу.

Только позже я понял, что Гизелу убило проклятие, потому что она умерла в то самое утро, когда Харальд заставил меня освободить Скади. Сердик поскакал, чтобы рассказать мне о случившемся; с тяжелым сердцем он гнал коня через кишащую датчанами страну к Эскенгаму, только для того, чтобы обнаружить, что мы оттуда уехали.

Услышав вести, Альфред пришел ко мне, взял меня за руку и повел по улице Феарнхэмма. Он хромал, и люди расступились, чтобы дать нам дорогу. Альфред стискивал мой локоть и, казалось, дюжину раз собирался заговорить, но слова всякий раз замирали у него на губах. В конце концов, он остановил меня и посмотрел мне в глаза.

— У меня нет ответа на вопрос, почему Господь посылает такое горе, — сказал он, а я ничего не ответил.

— Твоя жена была жемчужиной, — продолжал Альфред.

Он нахмурился, и его следующие слова были тем щедрее, чем труднее ему было их произнести.

— Я молюсь, чтобы твои боги даровали тебе утешение, господин Утред.

Он подвел меня к римскому зданию, которое теперь превратили в королевский дом. В этом доме Этельред неловко взглянул на меня, в то время как дорогой отец Беокка смутил меня, вцепившись в мою правую руку и вслух молясь о том, чтобы его Бог обошелся со мной милосердно. Беокка плакал. Гизела хоть и была язычницей, но он ее любил.

Епископ Ассер, который меня ненавидел, тем не менее произнес ласковые слова, а брат Годвин, слепой монах, подслушивавший Бога, издавал протяжный заунывный звук, пока Ассер его не увел.

Позже Финан принес мне кувшин меда и пел печальные ирландские песни до тех пор, пока я не упился до бесчувствия. Только он и видел меня плачущим в тот день, и никому об этом не проболтался.

— Нам приказано вернуться в Лунден, — сказал мне Финан на следующее утро.

Я молча кивнул. Я слишком мало обращал внимания на окружающий мир, чтобы меня заботило, что мне приказали.

— Король возвращается в Винтанкестер, — продолжал Финан, — а господа Этельред и Эдуард собираются преследовать Харальда.

Тяжело раненного Харальда его уцелевшие войска забрали на север. Они переправились через Темез, но, наконец, Харальд не выдержал боли и приказал найти укрытие. Они нашли укрытие на заросшем колючками острове, который, как и следовало ожидать, назывался Торней [8] . Остров находился на реке Колаун, недалеко от того места, где она сливается с Темезом. Люди Харальда укрепили Торней, сперва построив огромный палисад со множеством колючих кустов, а после возведя земляной вал.

Господин Этельред и Эдуард Этелинг настигли их там и взяли в осаду. Гвардейцы Альфреда под командованием Стеапы устремились на восток через Кент, выгоняя последних людей Харальда и возвращая горы награбленного.

Феарнхэмм стал изумительной победой, оставившей Харальда на мели на острове, полном лихорадки, в то время как его люди бежали к своим кораблям и покинули Уэссекс, хотя многие ушли к Хэстену, который все еще стоял лагерем на северном побережье Кента.

А я был в Лундене. Мои глаза все еще туманят слезы, когда я вспоминаю, как я здоровался со Стиоррой, моей дочерью, моей маленькой осиротевшей дочкой, которая вцепилась в меня и не отпускала. Она плакала, и я плакал. Я обнимал ее так крепко, как будто лишь она одна поддерживала во мне жизнь.

Осберт, мой младший, плакал и цеплялся за свою няньку, в то время как Утред, мой старший сын, хотя и плакал, насколько мне известно, но никогда не делал этого при мне — не из похвальной сдержанности, а скорее потому, что боялся меня. Он был нервным, суетливым ребенком и раздражал меня. Я настоял на том, чтобы он учился искусству меча, но он неумело обращался с клинком, а когда я взял его вниз по реке на «Сеолфервулфе», он не выказал никакого энтузиазма по отношению к судам и морю.

Он был со мной на борту «Сеолфервулфа» в тот день, когда я в очередной раз увидел Хэстена.

Мы оставили Лунден в темноте и пробирались вниз по реке вместе с отливом, под бледной луной.

Альфред издал закон — он любил издавать законы, — гласивший, что сыновья олдерменов и танов должны ходить в школу, но я отказался отдать Утреда Младшего в школу, которую епископ Эркенвальд основал в Лундене. Мне плевать было, научится ли Утред читать и писать — оба эти умения сильно переоценивают, — но мне было не плевать, что ему придется слушать проповеди епископа. Эркенвальд пытался настаивать, чтобы я послал мальчика учиться, но я возразил, что Лунден на самом деле является частью Мерсии (так в те дни и было), на которую законы Альфреда не распространяются.

Епископ зверем посмотрел на меня, но не в его силах было заставить Утреда посещать школу.

Я же предпочитал воспитывать сына как будущего воина, и в тот день на «Сеолфервулфе» одел его в кожаную длинную куртку и дал ему мальчишеский пояс для меча, чтобы он привыкал носить военное снаряжение. Но, вместо того чтобы выглядеть гордым, он выглядел смущенным.

— Отведи плечи назад! — проворчал я. — Встань прямо. Ты не щенок!

— Да, отец, — проскулил он и ссутулился, глядя на доски палубы.

— Когда я умру, ты станешь повелителем Беббанбурга, — сказал я, а он ничего не ответил.

— Ты должен показать ему Беббанбург, господин, — предложил Финан.

— Может быть, и покажу.

— Поведи корабль на север, — с энтузиазмом проговорил Финан, — в настоящее морское плавание! — Он хлопнул моего сына по плечу. — Тебе это понравится, Утред. Может быть, мы увидим кита!