Мы ни слова не сказали о Лимстоке, или об анонимных письмах,
или о самоубийстве миссис Симмингтон.
Мы отбросили все это, и, я думаю, Оуэн Гриффитс был
счастлив. Его темное, печальное лицо осветилось, и он высказывал интересные
мысли.
Когда он ушел, я сказал Джоанне:
– Этот парень слишком хорош для твоих фокусов.
– Это ты так считаешь! – воскликнула
Джоанна. – Все вы, мужчины, поддерживаете друг друга!
– А почему ты охотишься за его шкурой, Джоанна? Задетое
тщеславие?
– Возможно, – сказала моя сестра.
В тот день мы были приглашены на чай к мисс Эмили Бэртон в
ее комнаты в деревне.
Мы решили прогуляться пешком, поскольку я чувствовал себя
достаточно сильным для того, чтобы на обратном пути самостоятельно
вскарабкаться на холм.
Мы вышли с таким расчетом, чтобы иметь запас времени, пришли
слишком рано, и открывшая нам дверь высокая, костлявая женщина со свирепым
лицом сказала, что мисс Бэртон еще нет.
– Но она вас ожидает, я знаю, так что, пожалуйста,
входите и подождите немного.
Очевидно, это и была преданная Флоренс.
Мы проследовали за ней вверх по лестнице; распахнув дверь,
она провела нас в некое подобие уютной гостиной, хотя, возможно, бедновато
меблированной. Некоторые из вещей, как я заподозрил, были доставлены сюда из
«Литтл Фюрц».
Женщина явно гордилась комнатой.
– Здесь мило, не так ли? – требовательно спросила
она.
– Очень мило, – мягко сказала Джоанна.
– Я устроила все так уютно, как сумела. Не совсем то,
чего бы мне хотелось, и, уж конечно, не то, что мисс Эмили должна бы иметь. Она
должна жить в собственном доме, как полагается, а не болтаться по комнатам. Я у
нее девять лет была горничной.
Флоренс, весьма смахивающая на дракона, по очереди осмотрела
нас обоих укоряющим взглядом. Я утвердился в мысли, что сегодня у нас
несчастливый день. Джоанне досталось от Айми Гриффитс и от Патридж, а теперь
нам обоим влетело от драконши Флоренс.
Джоанна, раздраженная несправедливостью, сказала:
– Ну, мисс Бэртон хотела сдать дом. Она сама обратилась
к агенту по недвижимости.
– Она была вынуждена, – сказала Флоренс. – И
она живет так экономно и осторожно. Но даже теперь правительство не хочет
оставить ее в покое. Безжалостно требует одного и того же!
Я печально покачал головой.
– Во времена старой леди денег хватало, –
продолжала Флоренс. – А потом все эти бедняжки умерли одна за другой. Мисс
Эмили ухаживала за всеми по очереди. Она надорвалась на этой работе. Она всегда
была такой терпеливой и безропотной. Но на нее всякое наговаривали, да еще и
беспокойство из-за денег в довершение ко всему! Акции не приносят того дохода,
который должны бы приносить, так она говорит; и почему я не должна ей верить,
хотела бы я знать? Люди должны бы стыдиться самих себя. Обманывать леди вроде
нее, которая ничего не понимает в цифрах и не может разобраться во всех этих
фокусах!
– В общем-то любой может в этом разобраться, –
сказал я, но Флоренс не смягчилась.
– Это верно для тех, кто вполне самостоятелен, но не
для нее. Она нуждается в присмотре, и пока она со мной – я намерена следить,
чтобы никто не обманул ее и не огорчил как бы то ни было. Я все сделаю для мисс
Эмили!
И, вперив в нас долгий пристальный взгляд, чтобы ее мысль
проникла в наше сознание, преданная Флоренс вышла из комнаты, осторожно закрыв
за собой дверь.
– Ты не чувствуешь себя кровопийцей, Джерри? –
спросила Джоанна. – Я чувствую. Что с нами происходит?
– Мы, кажется, здесь не слишком-то к месту, –
сказал я. – Меган от нас устала, Патридж не одобряет тебя, преданная
Флоренс не одобряет нас обоих.
Джоанна прошептала:
– Хотела бы я знать, почему Меган уехала?
– Мы ей наскучили.
– Не думаю. Хотела бы я знать… Как ты думаешь, Джерри,
может быть, это из-за того, что ей сказала что-то Айми Гриффитс?
– Ты имеешь в виду – сегодня утром, когда они говорили
на крыльце?
– Да. Конечно, времени у нее было немного, но…
Я закончил фразу:
– Но эта женщина действует, как слониха! Она могла…
Открылась дверь, и вошла мисс Эмили. Она была розовая,
немного задыхалась и выглядела возбужденной. Глаза ее были очень синими и
сияющими.
Она смущенно прощебетала:
– О, дорогие, извините, я опоздала. Я делала покупки в
городе, и пирожные в «Голубой розе» показались мне недостаточно свежими,
поэтому я пошла к мистеру Лигону. Я предпочитаю покупать их в последнюю
очередь, тогда можно получить свежайшую порцию, только что из печи, и не
следует покупать их днем раньше. Но я так огорчена, что заставила вас
ждать, – вот уж беспардонность…
Джоанна прервала ее:
– Это наша вина, мисс Бэртон. Мы пришли слишком рано.
Мы пошли пешком, а Джерри теперь шагает так быстро, что мы приходим всюду
слишком рано.
– Ничуть не рано. Не говорите так. Чего-либо хорошего
не бывает слишком много, знаете ли.
И старая леди нежно похлопала Джоанну по плечу.
Джоанна оживилась. Наконец-то, кажется, она имела успех.
Эмили Бэртон обратила свою улыбку и ко мне, но с легким признаком робости, как
бы обращаясь к тигру-людоеду в тот момент, когда можно ручаться за его
безвредность.
– Очень мило с вашей стороны принять участие в таком
дамском занятии, как чаепитие.
Эмили Бэртон, я думаю, представляла мужчин бесконечно
поглощающими виски с содовой и курящими сигары, а в перерывах исчезающими для
того, чтобы соблазнять деревенских девиц либо заводить интрижки с замужними
дамами.
Когда я позже сказал об этом Джоанне, она заметила, что,
возможно, мне хочется думать, будто Эмили Бэртон такого мнения о мужчинах, но,
увы, это не так.
Тем временем мисс Эмили суетилась в комнате, устраивая
Джоанну и меня возле небольшого столика и осторожно обеспечивая нас
пепельницами, а минутой позже дверь открылась и вошла Флоренс, держа поднос с
чаем и очаровательными фарфоровыми чашками «Корона Дерби», которые, как я
догадался, мисс Эмили привезла с собой. Чай был китайский, высшего сорта, и еще
была масса тарелок с сэндвичами, тонкими кусочками хлеба с маслом и множеством
маленьких пирожных.
Флоренс теперь сияла и смотрела на мисс Эмили с почти
материнской нежностью, как на любимое дитя, играющее в «гости».