Миссис Роджерс в изумлении посмотрела на нее:
– Но, мисс Олдин, лифт прекрасно работал вчера весь
день.
– Извините, – сказал Ройд. – Я провожал вчера
мистера Тревиса до отеля. И на лифте висела табличка с надписью: «Лифт не
работает».
– Что вы говорите?! Это очень странно, –
недоумевая, сказала миссис Роджерс, внимательно взглянув на него. – Я
почти уверена, что с лифтом было все в порядке… Я убеждена в этом. Мне
обязательно сообщили бы о любой неисправности. У нас не было никаких проблем с
этим лифтом (постучим по дереву) уже целый год… Нет, больше – года полтора.
Очень надежная машина.
– Может быть, – предположил доктор, – швейцар
или лифтер повесили эту табличку, заканчивая дежурство?
– Это автоматический лифт, доктор, и не требует
дополнительного обслуживания.
– Ах да, верно. Я просто запамятовал.
– Конечно, я поговорю с Джо, – сказала миссис
Роджерс и, выйдя из комнаты, крикнула: – Джо!.. Джо!
Доктор Лазенби с любопытством взглянул на Томаса:
– Извините меня, а вы совершенно уверены, мистер… э-э…
– Ройд, – помогла ему Мери.
– Совершенно уверен, – сказал Томас.
Миссис Роджерс вернулась, ведя за собой лифтера. Джо заверил
их, что прошедшим вечером лифт был исправен. Там действительно висела эта
табличка, но совершенно непонятно, кто и зачем вытащил ее из-за пульта, где она
пылилась уже больше года.
Все переглянулись и согласились, что все это кажется очень
непонятным. Просто загадка какая-то. Доктор предположил, что это была неудачная
шутка одного из постояльцев отеля, и волей-неволей им пришлось остановиться на
этом.
В ответ на расспросы Мери доктор Лазенби рассказал, что
шофер мистера Тревиса дал ему адрес и телефон поверенных мистера Тревиса и ему
уже удалось связаться с ними. В заключение он добавил, что хочет зайти повидать
леди Трессильян и расскажет ей обо всем, что касается похорон.
После этого вечно занятой, энергичный доктор заторопился по
своим делам, а Мери и Томас медленно пошли в сторону Галлс-Пойнта.
– Вы совершенно уверены, что видели эту табличку,
Томас?
– И я, и Латимер тоже видел ее.
– Что за странные шутки! – воскликнула Мери.
10
Наступило двенадцатое сентября.
– Осталось пережить еще два дня, – тихо сказала
Мери Олдин и покраснела, закусив губу.
Томас Ройд задумчиво взглянул на нее:
– Так вот какие чувства обуревают вас?..
– Я сама не понимаю, что происходит со мной, –
сказала Мери. – Никогда в жизни я не ждала с таким нетерпением разъезда
гостей. Обычно мы очень радовались, когда Невиль или Одри приезжали сюда, и
прекрасно проводили время.
Томас кивнул.
– Но этот визит, – продолжала Мери, –
какой-то особенный. Такое чувство, будто мы сидим на ящике с динамитом и взрыв
может произойти в любую минуту. Вот почему первое, что я сказала себе сегодня
утром: «Осталось только два дня». Одри уезжает во вторник, а Невиль и Кей – в
среду.
– А я отбываю в пятницу, – сказал Томас.
– О, вас я не беру в расчет. Вы были моей единственной
надежной опорой. Не представляю, что бы я делала без вас.
– Человек-буфер?
– Даже больше. Вы были так доброжелательны, так
спокойны. Возможно, это звучит несколько странновато, но зато точно выражает
то, что я чувствую.
Томаса явно порадовали ее слова, хотя он выглядел немного
смущенно.
– Не знаю, почему все мы были так взвинчены, –
задумчиво произнесла Мери. – Ведь, в сущности, если бы даже вспыхнул,
скажем, какой-то конфликт, то это была бы всего лишь неловкая и досадная
ситуация, не более того.
– Однако, по-моему, чувство тревоги было у вас гораздо
более сильным.
– О да. Это было настоящее предчувствие опасности. И
оно, как мне кажется, распространилось даже на слуг. Судомойка вчера
разрыдалась и собралась увольняться – без всякой видимой причины. Кухарка
издергана, Харстолл – на пределе. Даже Баррет, которая обычно спокойна, как
броненосец, слегка нервничает. И все оттого, что Невиль загорелся этой нелепой
идеей подружить обеих своих жен и тем самым успокоить свою душу.
– Должно быть, он испытал сильное разочарование,
поскольку его оригинальный замысел провалился, – заметил Томас.
– Вероятно, так. Кей не умеет скрывать свои чувства, и
у нее действительно были причины для раздражения. Но как ни странно, знаете,
Томас, я даже посочувствовала ей. – Мери нерешительно помедлила и
спросила: – Вы не заметили, как Невиль смотрел на Одри, когда она поднималась
по лестнице вчера вечером? Он по-прежнему любит ее, Томас. Этот развод был
просто трагической ошибкой.
Томас начал набивать свою трубку.
– Ему следовало подумать об этом раньше, –
произнес он резким голосом.
– Да, я понимаю. Теперь поздно говорить. Но факт
остается фактом, вся эта ситуация достаточно трагична. И знаете, мне жаль
Невиля.
– Люди, подобные Невилю… – начал было Томас, но
замолчал.
– Продолжайте, – мягко сказала Мери.
– Люди, подобные Невилю, избирают чертовски странные
пути для решения своих проблем и считают также, что могут заполучить все, что
только пожелает их душа. Я полагаю, что до сих пор Невилю во всем сопутствовала
удача и случай с Одри – его первое поражение. Она теперь недостижима для него.
Напрасно он устроил всю эту свистопляску. Ему не удастся исправить положение.
– Думаю, вы совершенно правы. Но возможно, излишне
суровы. Одри очень любила Невиля, когда выходила за него замуж… И они прекрасно
прожили вместе долгие годы.
– Ну, сейчас-то она уже не любит его.
– Сомневаюсь, – прошептала Мери.
– И я скажу вам еще кое-что, – продолжал
Томас. – Невилю следует быть гораздо более осмотрительным с Кей. Она
исключительно опасная юная особа – действительно опасная. Если ее сильно
разозлить, она ни перед чем не остановится.
– О господи, – вздохнув, сказала Мери и, вспомнив
свою исходную фразу, с надеждой добавила: – Хорошо, что осталось только два
дня.
Последние четыре или пять дней обстановка в доме была крайне
тяжелой. Смерть мистера Тревиса потрясла леди Трессильян, что не замедлило
сказаться на ее здоровье. Похороны состоялись в Лондоне, и Мери была даже рада
этому, поскольку леди Трессильян лишилась возможности участвовать в этом
печальном событии и смогла быстрее оправиться от потрясения. Прислуга постоянно
нервничала, и в ведении домашних дел то и дело возникали проблемы, поэтому Мери
недаром чувствовала себя этим утром усталой и подавленной.