Он не шелохнулся. Лишь в глазах промелькнула
искорка, или, может быть, он просто сверкнул белками – и было похоже, что он
умер. Правда, он не переставал дышать.
– Стефан, послушайте меня! – Она
перешла на интимные нотки. – Завтра состоятся пышные похороны вашего отца.
Его тело будет покоиться в склепе ван Мек, и знаете, что они намерены сделать?
Они хотят похоронить вместе с ним и скрипку.
Он широко открыл глаза и уставился на свечку
за ее спиной, уставился на терракотовое блюдечко, в котором стояла свеча, на
восковую лужицу на дне блюдца. Потом он перевел взгляд на женщину, опершись
головой о простую деревянную спинку кровати. Да, в такое бедное жилище он еще
нас не приводил. Простая комната, расположенная, скорее всего, над лавкой.
Он смотрел на нее тусклым взглядом.
– Похоронить скрипку. Берта… ты сказала…
– Да, на то время, пока не будет найден
его убийца, и тогда они смогут отвезти останки вашего отца в Россию. Сейчас
зима, сами знаете, что до Москвы им не добраться. А Шлезингер, торговец, отдал
им деньги за инструмент, несмотря на все происшедшее. Они устроили вам ловушку,
они думают, что вы придете за скрипкой.
– Какая глупость, – сказал
Стефан. – Безумие. – Он сел в кровати, подтянув колени и упершись
ногами в бугристый матрас Его волосы рассыпались по плечам, как сейчас,
шелковые, нерасчесанные. – Устроить мне ловушку! Похоронить скрипку в
гробу рядом с ним!
– Ш-ш, не будьте таким глупым. Они
думают, что вы придете украсть скрипку, прежде чем заколотят гроб. Если нет, то
она останется в могиле до тех пор, пока вы не придете за ней, и тогда они на
вас набросятся. Или она останется лежать с вашим отцом до того часа, когда вас
найдут и казнят за совершённое преступление. Это мрачное дело. Ваши сестра и
братья безутешны, но, между прочим, не все из них затаили против вас жестокость
в своем сердце.
– Да… – задумчиво пробормотал он,
припомнив, вероятно, обстоятельства своего побега. – Берта! –
прошептал он.
– Но братья вашего отца преисполнены
местью – они так и пышут злобой, заявляя, что скрипку следует похоронить с тем,
кого вы убили, чтобы вы никогда, никогда больше на ней не сыграли. Они говорят
о вас как о беглеце, который обязательно попытается украсть скрипку у
Шлезингера.
– Они правы, – прошептал он.
Их внимание привлек какой-то шум. Тут
отворилась дверь, и на пороге появился круглолицый человек невысокого роста,
коренастый, плотный, в черной накидке. Он выглядел типичным русским – круглые
щеки, маленькие глазки. Совсем как современные русские.
Он нес большой черный плащ, перекинутый через
руку, который и положил на стол. Плащ был с капюшоном.
Он посмотрел на юношу в кровати, сквозь
маленькие стеклышки очков в серебряной оправе, затем перевел взгляд на девушку,
которая даже не повернулась, чтобы с ним поздороваться.
– Стефан, – сказал он, снимая шляпу
и приглаживая остатки седых волос на розовой лысине, – дом взят под
охрану. Солдаты на каждой улице. А скрипача Паганини в Италии донимают
расспросами, но он отрицает, что знаком с вами.
– Ему пришлось так сказать, –
пробормотал Стефан. – Бедняга Паганини. Впрочем, какое мне до этого дело,
Ганс? Наплевать.
– Стефан, я принес вам плащ, большой плащ
с капюшоном, а еще немного денег, чтобы вы могли выбраться из Вены.
– Где ты все это раздобыл? –
встревожилась Берта.
– Не важно, – ответил человек,
бросив в ее сторону снисходительный взгляд. – Достаточно сказать лишь, что
не все в вашей семье такие бессердечные.
– Вера, моя сестра. Я видел ее. Когда
меня пытались поймать, она преградила им путь. Моя милая Вера.
– Вера говорит, вы должны уехать.
Отправляйтесь в Америку, в Бразилию, к португальскому двору – куда угодно, но
только туда, где вам как следует подлечат руки и где вы сможете жить. Потому
что здесь жизни не будет! Бразилия далеко. Но есть и другие страны. Например,
Англия. Отправляйтесь туда, в Лондон, но только уезжайте из Габсбургской
империи, непременно. Посмотрите, мы рискуем уже тем, что помогаем вам.
Молодая женщина пришла в ярость.
– Ты сам знаешь, сколько он всего для
тебя сделал! – сказала она. – Я не оставлю его. – Женщина
бросила сердитый взгляд на Стефана, а он попытался погладить ее забинтованной
рукой, но вовремя остановился, и его глаза неожиданно затуманились – то ли от
боли, то ли от отчаяния.
– Ну разумеется, – сказал
Ганс. – Он ведь наш мальчик, наш Стефан, и всегда им был. Я только хочу
сказать, что не пройдет и нескольких дней, как вас обязательно обнаружат. Вена
не такая большая, а вы со своими руками, что вы сможете сделать? И вообще, чего
вы медлите?
– Моя скрипка, – сказал Стефан
убитым голосом. – Она моя, а я не могу ее взять.
– А почему бы тебе ее не взять? –
обратилась женщина к коренастому человечку, бросив на него взгляд через плечо.
Она все еще продолжала бинтовать левую руку Стефана.
– Мне? Взять скрипку? – переспросил
коротышка.
– Разве ты не можешь зайти в дом? Раньше
ведь тебе приходилось это делать. Под предлогом, что нужно позаботиться о
кондитерских столах. Добавить каких-то особых пирожных. Бог свидетель, когда в
Вене кто-то умирает, то удивительно, что не умирают все остальные от переедания
сладкого. Зайдешь вместе с пекарями, якобы убедиться, что со сладким столом все
в порядке. Это довольно просто. А после проскользнешь наверх в комнату, где
выставлен покойный, и заберешь скрипку. Что, если тебя остановят? Скажешь
тогда, что ищешь кого-то из семьи, чтобы узнать новости, ты ведь так любил
парнишку. Все это знают. Одним словом, добудь ему скрипку.
– «Все это знают», – повторил он.
Именно эти слова взволновали человечка. Он подошел к окну и выглянул
наружу. – Да, все знают, что именно с моей дочерью он проводил пьяные часы
в любое время, когда ему вздумается.
– И дарил мне чудесные вещи за это,
которые у меня останутся и будут на мне в день свадьбы! – с горечью
сказала она.
– Он прав, – сказал Стефан. –
Придется уйти. Мне нельзя оставаться здесь и подвергать вас обоих опасности.
Они могут догадаться и прийти сюда…