– Миссис Расселл, позвольте мне, –
начал Грейди и, взглянув на меня, продолжил, хотя я и не успела кивнуть. –
Покойный муж вашей сестры оставил ей весьма значительную сумму и,
предварительно сообщив матери о своем решении, успел отдать необходимые
распоряжения, не позволяющие членам его семейства на каком-либо основании их
опротестовать за отсутствием завещания или подобного документа. Мисс Вольфстан,
в свою очередь, незадолго до смерти Карла подписала необходимые документы, с
тем чтобы после кончины ее сына никто не смел оспорить его волю, которая должна
быть самым скорым образом осуществлена.
Чек, что вы держите в руке, не вызывает ни
малейших сомнений в его законности и подлинности. Это дар вашей сестры, и она
хочет, чтобы вы его приняли как часть стоимости этого дома. Но должен сказать,
миссис Расселл, я не думаю, что даже такой очаровательный дом, как этот,
удалось бы продать за миллион долларов. И еще заметьте: вы держите в руке чек
на всю сумму, хотя у вас есть три сестры.
Розалинда тихо застонала.
– Могли бы и не говорить, – сказала
она.
– Карл, – произнесла я, – Карл
хотел, чтобы я могла…
– Да, осуществить это, – подхватил
Грейди, запнувшись на секунду, выполняя мое последнее указание; он понял, что
пренебрег моими инструкциями, отданными ему шепотом, и теперь немного сбился,
потеряв нить. – Это Карл пожелал, чтобы Триана сумела обеспечить подарок
каждой из своих сестер.
– Послушай, – сказала Роз. – О
какой сумме идет речь? Тебе абсолютно не обязательно делать нам подарки. Ты не
должна делиться ни с ней, ни со мной, ни с кем-либо другим. Не должна…
– Послушай, если он оставил тебе…
– Ты не знаешь, – сказала я. –
Сумма действительно большая. Денег столько, что выписать такой чек проще
простого.
Розалинда откинулась на спинку стула, поджала
губы, вскинула брови и уставилась сквозь стекла очков на чек. Ее высокий
худощавый муж Гленн не нашел слов: происходящее тронуло его, изумило, сбило с
толку.
Я взглянула на дрожащую обиженную Катринку.
– Больше не беспокойся, Тринк, –
сказала я. – Никогда и ни о чем не беспокойся.
– Ты безумна! – прозвучало в ответ.
Муж Катринки взял ее за руку.
– Миссис Расселл, – обратился Грейди
к Катринке, – позвольте порекомендовать вам отнести завтра чек в «Уит-ни
Банк», обналичить его или положить на депозит, как вы поступили бы с любым
другим чеком… Я уверен, вы с радостью обнаружите, что указанная сумма полностью
в вашем распоряжении. Это подарок, а потому чек не влечет за собой никаких
налоговых обязательств. Вообще никаких выплат. А теперь я бы хотел сделать
небольшое заявление относительно этого дома, с тем чтобы в будущем вы не…
– Не сейчас, – сказала я. –
Теперь это уже не важно. Ко мне снова нагнулась Розалинда.
– Я хочу знать сколько. Я хочу знать, во
что тебе обошлись оба чека.
– Миссис Бертранд, – обратился
Грейди к Розалинде, – верьте мне, ваша сестра щедро обеспечена. К тому же
в подтверждение своих слов добавлю, что покойный мистер Вольфстан также
распорядился, чтобы новый зал городского музея был полностью посвящен
живописным изображениям святого Себастьяна.
Гленн растроенно затряс головой.
– Нет, мы не можем.
Катринка прищурилась, словно заподозрила
заговор.
Я попыталась найти слова, но не сумела, тогда
махнула рукой поверенному и одними губами произнесла «объясните», пожав при
этом плечами.
– Дамы, – начал Грейди, –
позвольте заверить вас: мистер Вольфстан обеспечил вашу сестру самым достойным
образом. Если уж быть до конца откровенным, эти чеки на самом деле совершенно
не уменьшат ее доходов.
Вот и прошел самый важный момент.
Все было кончено.
Катринка не услышала ужасных слов, возьми,
мол, этот миллион и больше никогда… и не снизошло на нее ошеломляющее сознание,
что она из-за своей ненависти навсегда лишилась возможности получить гораздо
больший куш.
Минута прошла. Шанс был упущен.
И все же это было уродливо, даже уродливее,
чем я представляла, потому что она теперь стояла, кипя от ненависти, и ей
хотелось плюнуть мне в лицо, но не было в мире такой силы, которая заставила бы
ее рискнуть миллионом долларов.
– Что ж, мы с Гленном очень
благодарны, – сказала Роз своим низким, сильным голосом. – Честно
говоря, я не ожидала получить от Карла Вольфстана даже медяк. Очень любезно,
очень, что он подумал о нас. Но вы уверены, Грейди? Вы действительно говорите
нам правду?
– Да, миссис Бертранд, ваша сестра
обеспечена, очень хорошо обеспечена…
Я вдруг представила долларовые купюры. Они
летели прямо на меня, махая крошечными крылышками. Самая безумная картина из
всех, какие я только видела, но, наверное, впервые в жизни я с облегчением
восприняла слова Грейди о том, что больше не придется беспокоиться о средствах,
что нужда больше мне не грозит, что теперь можно спокойно и тихо подумать о
другом; Карл обо всем позаботился, и его родственники не будут против, так что
можно теперь думать о прекрасных вещах.
– Значит, вот как все было, –
сказала Катринка, глядя на меня усталыми, пустыми глазами, какими они всегда
кажутся после многочасового приступа ярости.
Я промолчала.
– С самого начала это было обычное
финансовое соглашение между ним и тобой, а у тебя даже не хватило порядочности
посвятить нас в свои дела.
Все молчали.
– Он умирал от СПИДа, так что, будь у
тебя хоть на йоту порядочности, ты бы нам рассказала обо всем.
Я покачала головой. Я открыла рот, я начала
произносить какие-то слова, что, мол, нет, не то, это чудовищно, что она
говорит, я… Но внезапно меня осенило, что именно так поступила бы Катринка, и
тогда я улыбнулась, а потом начала смеяться.
– Милая, милая, не плачьте, – сказал
Грейди. – У вас все будет хорошо.
– Нет, вы ошибаетесь, все прекрасно, я…
– Все это время, – вмешалась
Катринка, вновь заливаясь слезами, – ты позволила нам волноваться и рвать
на себе волосы! – Голос Катринки заглушал мольбы Розалинды, заклинающие
сестру замолчать.
– Я люблю тебя, – сказала Розалинда.