Ларкин попытался нарисовать его в своем воображении. Ему
представилось тонкое, как тростинка, человекоподобное существо с непомерно
большой головой и чрезвычайно длинными руками.
Глава 4
Всего час оставался до наступления среды — начала Великого
поста. Стоящий на берегу залива маленький дом, двери которого выходили прямо на
белый пляж, был погружен в тишину. Звезды усыпали все небо, и казалось, что
вдали, у линии горизонта, они спускаются так низко, что почти касаются земли.
Их мягкое мерцание служило единственным освещением в ту ночь. Легкий ветерок
гулял под невысокими потолками комнат, неся с собой вечернюю прохладу в каждый
уголок, в каждую щелку и без того холодного дома.
Но Гиффорд холода не боялась. Облачившись в толстый свитер
из чистой шотландской шерсти и теплые шерстяные носки, она наслаждалась свежим
дуновением морского ветра, равно как и приятным жаром, исходящим от пылавшего в
камине огня. Холод, морской воздух, запах горящих дров — именно такой Гиффорд
всегда представляла зиму во Флориде. Это место было ее надежным пристанищем, где
она скрывалась от жестокого мира.
Гиффорд лежала на кушетке напротив камина, наблюдая за тем,
как световые блики пляшут на белом потолке. Интересно, почему именно здесь она
ощущала себя такой счастливой? Почему ее так неодолимо тянуло сбежать сюда от
безысходной тоски, которая одолевала ее дома? Дестин был идеальным местом для
отдохновения ее души. Этот дом ей достался в наследство от Дороти, прабабушки
по отцовской линии, и с ним уже долгие годы у нее были связаны самые приятные
мгновения жизни.
Однако именно сейчас Гиффорд отнюдь не была счастлива. Да,
здесь она не испытывала такой тоски, которая терзала ее во время празднования
Марди-Гра в Новом Орлеане, но это не делало ее более счастливой. Она все равно
продолжала страдать. Но какой бы виноватой она себя ни чувствовала из-за своего
бегства, она успокаивала себя мыслью о том, что все равно не может пойти на
Марди-Гра в старый дом на Первой улице, как бы ей этого ни хотелось.
Марди-Гра она провела в Дестине, во Флориде. Это был самый
обыкновенный день, такой же, как все остальные. Тихий и чистый, далекий от
всякой суматохи, связанной с карнавалом, толпами людей, грязной
Сент-Чарльз-авеню, пьяными и вечно о чем-то спорящими родственниками. День,
проведенный вдалеке от ее любимого мужа Райена, который продолжал вести себя
как ни в чем не бывало, делая вид, будто Роуан Мэйфейр никуда не сбежала и не
бросила своего мужа Майкла Карри. И будто в Рождество на Первой улице не было
никакой кровавой стычки. Он делал вид, будто то, что тогда случилось, вполне
исправимо, нужно только все тщательным образом обдумать, взвесить и принять
правильное решение, в то время как на самом деле все безнадежно разваливалось
на части.
Майкл Карри в то незапамятное Рождество едва не лишился
жизни. Никто до сих пор не знал, что произошло с Роуан. Но ни у кого не
оставалось сомнений в том, что случилось нечто ужасное. И тем не менее,
несмотря ни на что, родственники все равно изъявили единодушное желание
собраться на Марди-Гра на Первой улице. Что ж, рано или поздно они расскажут
Гиффорд, как прошел праздничный вечер.
Конечно, великому наследству Мэйфейров ничто не угрожало.
Личные трастовые фонды Гиффорд, в которых были задействованы баснословные
деньги, тоже оставались вне опасности. Если что и настораживало Гиффорд, так
это образ мышления, общий настрой шести сотен Мэйфейров. Практически все они
приходились друг другу троюродными или четвероюродными братьями и сестрами и в
большинстве своем сумели подняться до нынешних высот совсем недавно — после
замужества Роуан Мэйфейр, новой наследницы невероятно огромного состояния
семейства, которая незадолго до этого вступила в свои права. Но волею странного
происшествия, имевшего место в рождественскую ночь, все они были столь же
быстро низвергнуты едва ли не в самые глубины ада. Гиффорд крайне беспокоило и
здоровье Майкла Карри, который до сих пор не оправился от сердечного приступа,
случившегося как раз двадцать пятого декабря. Увидев его в конце января, она
пришла к выводу, что бедняга за один месяц постарел лет на десять.
Конечно, все собрались в семейном особняке на Марди-Гра не
ради дани традиции, а исключительно от отчаяния. Они пытались сохранить
оптимизм и бодрость духа, которые, казалось, уже невозможно было обрести после
того кошмара. Но какую дурную услугу они оказали Майклу! Неужели всем было
наплевать на то, что он чувствовал? Нетрудно представить, каково человеку,
которого бросила жена, попасть в окружение толпы ее родственников, тем более
если они ведут себя так, будто ничего не произошло. Впрочем, это было весьма
характерно для семейства Мэйфейр. Неискренние рассуждения, дурные манеры,
извращенная мораль — все это представлялось как возвышенные идеалы, достойные
всеобщего почитания, и становилось стержнем любого семейного торжества.
«Я родилась не человеком, а членом семейства Мэйфейр, —
размышляла Гиффорд. — И замуж я вышла за Мэйфейра, и родила Мэйфейров, и,
уж конечно, умру тоже как истинная Мэйфейр. Все придут на мои поминки и будут
лить слезы, как это принято у Мэйфейров. Чего же тогда стоит моя жизнь?» В
последнее время подобные мысли часто посещали Гиффорд, но исчезновение Роуан
отодвинуло их на второй план. Сколько еще ей удастся протянуть? И почему она в
свое время не отговорила Роуан и Майкла от женитьбы? Почему хотя бы не убедила
их уехать из этого дома и даже из Нового Орлеана?
Особую проблему представлял Мэйфейровский медицинский центр
— огромный исследовательский комплекс, который создавался по инициативе и при
активном участии Роуан. К его созданию с большим энтузиазмом отнеслись сотни
членов их огромного семейства — и особенно старший и любимый сын Гиффорд, Пирс,
который теперь страшно сокрушался по поводу того, что медицинский центр, наряду
со всем, что имело отношение к Роуан, попал в неизвестно чьи руки. Дочь Шелби
тоже пребывала в глубоком расстройстве, несмотря на то, что еще училась в
юридическом колледже и была довольно далека от этих дел. Даже Лилия, младшая и
наиболее отдалившаяся от семьи дочь Гиффорд, которая находилась сейчас в
Оксфорде, писала домой, что необходимо любой ценой продолжить создание
медицинского центра.
Вспомнив об этом, Гиффорд почувствовала, что ее охватило
волнение. Нарисовав себе всю картину целиком, она не на шутку испугалась и
пришла к выводу, что необходимо приступить к более активным действиям. Искать,
раскрывать, разоблачать!
К тому же ее беспокоила судьба Майкла. Кто знает, что ждет
его впереди? Правда, врачи утверждали, что он поправится. Но как сообщить ему,
насколько плохо обстоят дела на самом деле? Такие вести могут вызвать у него
очередной сердечный приступ. И не исключено, что на этот раз он окажется
смертельным.