– Как-нибудь, возможно, я расскажу тебе об этом, –
сказал он. – А пока позволь заметить, что в твоей догадке есть доля
правды. Я не всегда оставался в своем теле. – Он умолк, задумавшись, потом
прошептал что-то, но я не расслышал. А он продолжил: – Что касается того, где я
был, не могу сейчас объяснить. Но однажды непременно попытаюсь обо всем
рассказать – именно тебе.
Во мне взыграло любопытство, а вместе с ним и раздражение,
но я промолчал.
– Я не собираюсь впредь погружаться в сон, – наконец
последовало вполне убедительное признание. – Хочу вас всех успокоить на
этот счет. Прошли годы с тех пор, как ко мне явился Мемнох. Не сомневайтесь,
мне понадобились все мои силы, чтобы вынести ужасное испытание. Что касается
того времени, когда я проснулся от звуков музыки Сибил, то я был ближе ко всем
вам, чем впоследствии во время бдения.
– Ты изводишь меня намеками, будто с тобой что-то
случилось, – сказал я.
– Может, оно и так, – ответил он, приводя меня в ярость
своей игривой интонацией. – А может, и нет. Откуда мне знать, Дэвид? Будь
терпелив. Теперь мы обрели друг друга, а за Луи отныне волноваться не стоит.
Поверь, я счастлив этим.
Я улыбнулся и закивал, но упоминание о Луи вызвало в памяти
страшную картину его обожженных останков в гробу. Она стала явственным и
бесспорным доказательством того, что не видать мне больше солнечного света во
всем его всесильном великолепии. Явственным и бесспорным доказательством того,
что всем нам рано или поздно грозит гибель и что в часы между рассветом и
сумерками весь смертный мир является для нас губительным врагом.
– Я потерял так много времени, – заметил Лестат,
энергичным взглядом обводя комнату. – Столько книг нужно прочитать,
столько всего увидеть. Я вновь вернулся в мир, которому принадлежу.
Наверное, мы могли бы провести после этого тихий вечер,
читая книги или наслаждаясь великолепным собранием полотен импрессионистов,
если бы не внезапный приход Меррик и Луи.
Меррик не отказалась от своей любви к платьям простого
покроя и в темно-зеленом шелке выглядела великолепно. Она шла чуть впереди
более сдержанного Луи. Войдя в гостиную, они уселись на парчовую софу напротив
Лестата.
– Неприятности? – тут же поинтересовался он.
– Таламаска, – пояснила Меррик. – Думаю, нам лучше
покинуть Новый Орлеан, причем немедленно.
– Ерунда, – не задумываясь, отреагировал Лестат. –
Даже слушать не хочу. – Его лицо сразу вспыхнуло. – Я в жизни своей
не боялся смертных. И вашей Таламаски тоже не боюсь.
– А следовало бы, – возразил Луи. – Только
послушай, какое письмо получила Меррик.
– Что значит «получила»? – сурово спросил
Лестат. – Меррик, неужели ты ходила в Обитель! Тебе ведь наверняка
известно, что этого делать нельзя.
– Разумеется, никуда я не ходила, – парировала
она. – Это письмо подбросили в мой старый дом. Я обнаружила его сегодня
вечером, и все это мне очень не нравится. Думаю, нам пора изменить образ жизни.
Понимаю, что всю вину вы вправе свалить на меня.
– Не стану я ничего менять, – заявил Лестат. –
Читай письмо.
Стоило ей вынуть послание, как я сразу разглядел, что оно
пришло не по почте от старшин. Вместо бумаги они воспользовались настоящим
пергаментом, способным сохраняться в течение веков, хотя наверняка текст был
отпечатан на машинке, ведь старшины никогда не писали от руки.
«Меррик!
Мы с огромным волнением узнали о твоих экспериментах в
старом родовом доме. Мы приказываем тебе как можно быстрее покинуть Новый Орлеан.
Прекрати всякое общение со служителями Таламаски, а также с той опасной
компанией избранных, под тлетворное влияние которой ты явно попала. Немедленно
приезжай к нам в Амстердам.
Твоя комната в Обители уже готова, и мы ожидаем, что ты
выполнишь наши инструкции.
Пожалуйста, пойми, что мы, как и всегда, хотим вместе с
тобой извлечь урок из твоих недавних опрометчивых опытов, однако прими всерьез
наше предупреждение. Ты должна порвать всяческие отношения, на которые мы
никогда не давали тебе санкций, и немедленно явиться к нам».
Меррик опустила письмо на колени.
– На нем стоит печать старшин, – сказала она.
Я отчетливо разглядел восковой оттиск.
– А какое нам дело, что там стоит их печать? Или любая
другая, – вспылил Лестат. – Они не могут силой заставить тебя
приехать в Амстердам. Стоит ли вообще думать об этом?
– Наберись немножко терпения, – отвечала Меррик. –
Речь не о том, стоит ли обращать внимание на это письмо, а о том, что все это
время мы находились под пристальным наблюдением.
Лестат покачал головой.
– А мы всегда находимся под пристальным наблюдением. Лично я
больше десяти лет ряжусь под того, кого сам выдумал. Какое мне дело, если за
мной неусыпно следят? Пусть только кто-нибудь попробует мне навредить. Я всегда
поступаю как хочу и редко, очень редко оказываюсь не прав.
– Но, Лестат, это означает, что Таламаска засекла нас,
Дэвида и меня, во владениях Меррик. – Луи подался вперед и посмотрел
Лестату прямо в глаза. – А это опасно, очень опасно, потому как мы можем
нажить врагов среди тех, кто по-настоящему верит в вампиров.
– Да не верят они ни во что, – объявил Лестат. –
Никто не верит. Именно это нас всегда и защищает. Никто не верит в то, что мы
есть на самом деле. Кроме нас самих, конечно.
– Ты не прав, – возразила Меррик, прежде чем я успел
вступить в разговор. – Они верят в тебя...
– И поэтому они наблюдают, «и они всегда рядом», –
насмешливо процитировал Лестат старый девиз ордена – тот самый, что был
отпечатан на моих визитных карточках в те времена, когда я ходил по земле как
обычный человек.
– Тем не менее, – быстро сказал я, – сейчас нам
следует уйти. Нельзя возвращаться в дом Меррик. Ни в коем случае. Но и тут, на
Рю-Рояль, мы не можем оставаться.
– Я не стану им подчиняться, – заявил Лестат. –
Они не смеют приказывать, что мне делать в этом городе, ибо этот город мой, он
в моей власти. Днем мы спим в убежище – по крайней мере, трое предпочитают
спать в убежище, – а ночью город принадлежит нам целиком.
– Каким это образом город принадлежит нам? – с
трогательной невинностью поинтересовался Луи.
Лестат оборвал его презрительным жестом.